В нежном мареве - [2]
Апофатически пердеть
И вдруг почуствовать, как Плеть
Занесена рукой святою.
Когда я был микробом,
Меня ебали крупным ёбом,
И птицы пели у меня под нёбом.
Теперь я русскoй,
И кормят меня демоны капусткой,
Американцы из меня
Рыбу говорящую выловить хотят,
И немцы с криком "Русская свинья!"
Меня закалывают и едят.
На самом деле ведь я жид,
Мной Иегова дорожит,
Черт ёбанный за мной бежит.
Но когда совсем уже хуёво,
Помогает мне не Иегова,
А волшебный брянский мальчик Вова,
Которого я изредка ебу,
Сняв с него жолтое пальто,
И это не смотря на то,
Что он давно уже в гробу.
Мчится мое сердце, словно лань,
И растет из глаз моих трава,
Когда Москва сгорела и ёбнулась Рязань,
Мне стали реки словно рукава.
Я крылья выпростал вовне,
Я стал как Александор Мень.
Если не дадут мне кожаный ремень,
То на шолковом повешусь я ремне.
Весь мир кишками заблюю,
Гуд бай, мой рай, мой ад, адью!
А после, из петли освободясь,
Святой Руси я стану князь.
Я встречу млечную весну,
Улягусь утром под скалою
И прямо в Жопу себя ткну
Апофатической иглою.
Если вдруг тебе вздгрустнётся,
Не впадай в тоску, сынок.
Зюзя Лысая вернётся,
Ты не будешь одинок.
Надо только постоянно
Всюду думать про неё,
И услышышь ты, как бьотся
Серце радостно твоё.
Если Зюзя гонит тучи
Или жнёт златую рожь,
Встань в сторонке, не мешайся,
Зюзи Лысой не тревожь.
Зюзю Лысую страшыся
Оторвать от важных дел.
Ты получишь чють попожже
То, чего ты так хотел.
Если как-нибудь однажды
Будешь в море ты тонуть,
Духом в выси вознесися,
Смой с души своей всю муть.
Люди многие тонули
И во множестве морей -
Просветлися и воспомни
Ты о Зюзеньке своей.
Если Зюзя в раздраженьи
На Хуй вдруг тебя пошлёт,
Ты не плачь, не огорчайся,
А продолжи свой полёт.
Будь разумным и смиренным,
Свой земной удел любя,
И прямо в Печень поцелует
Зюзя Лысая тебя.
Дорогая, сядем рядом
И отравимся блядь ядом!
Когда я вышел из пелёнок,
То стали бить меня под дых
Четыре мымзика зелёных
И восемь шiбздиков седых.
Мне это нравится не очень,
Но и не так уж плохо всё ж -
Ведь я на то уполномочен,
Что в каждом с вас родило б дрожь.
Я хочу вгрызаться в Мякоть,
Низвергаяся с Вершин,
Тухло бредя, глухо вякать
Ротом небольшим.
Двуялдырная судьбина
Тяжко еблется в Кишьках.
Отчей палкой согнан с Тына
Я, внемирный Птах.
Тяжки песни
Серых каторжан…
Тресни, тресни,
Мудленный Шишан!
Зюзжет в окны
Хлюкот нежьных струн…
Чвохни, чвохни,
Дефзтъвенный Пиздун!
Ветер в Поле
Хуй мне поцелул…
Из Юдоли
Донесися, Гул!
1.
Хорошо быть гитаристом беспалым,
Каскадёром слепым — ещё лучше,
Но я хочу иметь братца
С острыми гранёными клешнями,
Он и отрежет мне пальцы,
Он и выколет мне очи,
А потом самой длинной, самой нежной,
Самой отточенной клешнёю
На спине моей прозрачной начертит
Икону дивную святую,
И я сразу пойму, что за икона,
Её сладостно и рдяно мне явят
Очертания блаженной боли,
Вы же, бляди, ни хуя не разглядите.
2.
Я произвлёк на свет огненную Кукышку,
В жаркий лепет Её канул хворост речей.
Рожденных Ею в мне чудных воспряновений
Не постигнет вовек дольняя свиния.
Кондрату Шашину, брату по Делу
Мёрзлая, лисья страна,
Сонныя, тленныя звуки,
Глыбы литого говна,
Жосткия смрадныя руки.
А внутри меня злобный Хомяк,
Он раздирает мне Печень.
На Горизонте маяк
В просизи измертва-млечен.
Но всё-таки я полюбил
Моря прогорклого пенность,
В скрып ваших слабых стропил
Я привнесу Невьебенность.
Мне злобный доктор Ойболид
Стишьки корябать не велит.
Жил Александог' Гег'цович…
Еврейский музыкант
Между Тартаром и Лимбом
Жил Абрам Семеныч Либман,
В Кресле ездил Инвалидном
По росе.
Мыслил Жопой, как и все.
Я складка смертнаго изгиба,
Я охуел.
Я добрый зьверь, я злая рыба,
Я щто-то ел.
Два Шiбздика, накрасив губки,
Радеют в мне.
А вам милы лишь месорупки,
Оне одне.
1.
Я с ляуфом тэмпуса бикейм ещо бедняе,
А силы светлыя пиздык меня, пиздык.
2.
Есть некотрые мымзики, большые мне друзья
(В дествительности их, я знаю, нету ни Хуя) -
В телефоньчик мне зьвонят из Бонна там, из Праги.
Но это что кирпичь ебать — ведь я
Являюся листком бумаги,
На коем накорябаны слова,
Причом немного, ровно два.
Есь прочтет их сквозь тежолыя воздушныя очьки
И порвёт листок сей на Хуй в мелкие клочки.
А потом созжот их, взвеет их костром,
Поглядит на чорныя угли
И разсеет пепел над одром
Златопиздыя земли.
когда Пихтатырь всеблагой
в меня вставляет Шпынь тугой
я изгибаюся дугой
и становлюсь совсем другой
я сам себе тогда как мать
но во сто крат мне слашще знать
что будет это же опять
когда опять всё будет блять
Ах, какие мальчики
Умные теперь!
В это царство мудрости
Мне закрыта дверь.
Я могу лишь пальчиком
По столу стучать,
Когда был я мальчиком,
Умным не был, чать.
Может, обаяние
И было у меня,
А вот образование —
Так себе, хуйня.
О, воткни Мъне в Серце серц пычолкино жалко,
Обрати Мой сладкой Дух в горькой Дым
Тебе будет холодно, а Мъне будет жарко,
Радуйтеся, радуйтеся,
Е
ло
хим!
Словеса Мои сотри со столпов Еноха,
Йобни Меня в Бошку Жазлом Твоим
Тебе будет хорошо, а Мъне будет пълохо
Радуйтеся, радуйтеся,
Е
ло
гым!
Мать Моя — святая семипиздая Маруся,
В Жевоте Ее построй хлебный Рим
И Я стану прям как Ты, клянуся, ой, клянуся,
Радуйся, ой, радуйся,
Трым тырым пым пым
Я говорю Ему: как стало много тьмы,