В некотором царстве… Сборник рассказов - [71]

 Увидели, что стоят перед забором, за которым кривились обветшалые крыши деревенских домов. Вроде бы Фенино.

 Из-за угла вышел низенький, кривоногий мужичок с пустым ведром.

 -Что, солдатики, за самогоном пожаловали?-почесал он такой же длинный и кривой нос, как у Никитичны.-Или заблудились? Пурга, будто черт нагнал и эта хреновина висит, покоя не дает, от нее все пакости, наверное. Полбутылки дам, больше не могу, на поминки надо. Баба Настя, матушка моя, померла. Слышали, наверное? Под Крещение угораздило. Только что из части тело на автобусе привезли. Хотели в морг, чтобы бумаги оформить, да какое там, ни зги не видно. Завтра уж в город.

 -Она…в лесу сидит,-выдавил из себя Вобла.

 -Кто?

 -Баба Настя.

 Мужик повернулся к свету. Лицо его было похоже на куриный желток, на котором перекатывались кроваво-красные волны. На ушах же полосы были синие и зеленые. Правый клык блеснул золотом. Глаза горели белым фосфором и пахло от него этим самым химическим элементом.

 -У вас, видно,от пурги мозги заиндевели. В доме она, скоро соседка придет, молитвы читать. Попа по близости не найдешь. Пойдем в дом, помянем. Ну что встали, боитесь что ли? Солдату нельзя бояться покойников, так как он первый кандидат в покойники и есть. Ха-ха.

 Его смешок походил на скрип старого колодца. Крепко уцепил Артека за рукав шинели, потащил в дом. Следом на негнущихся ногах поплелись Вобла и Боб.

 В сенях в нос ударил запах воска, серы и еще какой-то гадости. В комнате на лавке лежала мертвая Никитична, покрытая до подбородка белой простыней. В ее руках горела тонкая свеча. Глаза были слегка приоткрыты. Ужас.

 Артек опять издал птичий звук, Боб засопел как паровоз, а Вобла забормотал что-то себе под нос.

 -Сейчас стаканы достану,-указал жилистой рукой на стол сынок Никитичны, на котором стояла тарелка с нарезанным черным хлебом и двумя картофелинами, возвышалась горка конфет "Мишка на Севере".

 Садиться солдаты не осмелились, мечтали лишь побыстрее отсюда выбраться. Наполнив стаканы, мужик потер пальцем золотую фиксу, причмокнул:

 -И кто там, говорите, в лесу сидит?

 -Никитична нам конфеты предлагала,-еле слышно произнес Вобла, крепко сжимая в руке граненый стакан.-А теперь тут лежит.

 -Ну зачем врать?-вдруг обиделся сын покойницы.-У людей и так горе, а вы еще сказки сочиняете. Стыдно. Ладно, давайте, за упокой.

 Дверь в сенях скрипнула и на пороге, в тусклом свете настенной лампы и свечи, показалась косматая, растрепанная Никитична.

 -А, вот вы где, солдатики. Так и не отведали моих конфеток. Чего убежали-то?

 Она прошла к столу, добавила к куче "Мишек" конфет из своих карманов, потом приблизилась к самой себе, лежащей на лавке.

 -Вот ведь как бывает,-вздохнула она,-вроде бы умер человек, а словно живой.

 В руках Артека, Воблы и Боба затряслись стаканы. Они дико переводили глаза с одной покойницы на другую. А потом в один миг бросились к выходу. Вобла споткнулся на пороге, курок карабина зацепился за гвоздь. Раздался выстрел. Затем еще два. Это уже палили от ужаса Артек и Боб.

 Опять пурга, а через минуту светло.

 Навстречу бежал патруль. Ефрейтор Кобец держал карабин, будто шел в атаку.

 -Что? Где? Кто стрелял? Почему до сих пор не на дивизионе?

 -Ну вас всех к черту,-устало опустился на стылую землю Артек.-Все нервы истрепали. Приведения шляются где ни попадя, никакого покоя нет.

 С этими словами он достал из кармана пузырек Тройного одеколона и на глазах прибежавшего на подмогу замполита Сошкина, выпил все до капли.

 Всех троих препроводили в санчасть, дали валерьянки и нашатыря. Замполит Сошкин отвесил каждому по подзатыльнику, пригрозил штрафбатом.

 А над частью повисла тишина. Только иногда звенели провода на столбах. Или это гудел неопознанный объект в небе. Кто же его знает.

 P.S. Утром выяснилось, что у бабы Насти имелась сестра-близняшка Евдокия, которая также подрабатывала посудомойкой в воинской части, но в соседней. Когда узнала о смерти сестры, отправилась домой. Нормальной дороги до деревни не было. Ее довезли на хлебовозке до дивизиона "Дегазации", а там Евдокия пошла пешком. В лесу случайно и встретилась с Артеком, Воблой и Бобом. Вот и вся страшная история. Да, а НЛО из тех краев исчезло только в апреле 1979 года, чему свидетелем был автор этих строк.

Медный грош

Еще одна детективная история с Мигренем и Сверлом

 Мой друг Коля Мигренёв обладает удивительным и странным, мягко говоря, характером. Пропадает на недели – не отвечает ни на звонки, ни на эсэмэски, а потом вдруг выныривает, как леший из болота, и обвиняет меня в том, что я его совсем позабыл. На мои горячие, аргументированные возражения он лишь повторяет одну и ту же фразу: "Не сверли мне мозг, Сверло". Такое нелестное прозвище придумал мне, разумеется, Коля, при том, что его самого бывшие коллеги окрестили Мигренем. Себя он предпочитает величать – Мегрэ. Нужно сразу пояснить, что Коля – бывший мент, вернее, опер одного из столичных ОВД. Его выгнали из полиции за то, что он грубо отозвался в курилке об одном генерале – мол, у того "морда уже не проползает в дверь рабочего кабинета". Генералу донесли и через некоторое время Колю сократили под предлогом общей оптимизации МВД. Это версия Мигренёва, но я в неё верю, потому что он абсолютно не сдержан на длинный, на конце несколько раздвоенный, будто у варана, язык. Кстати, бывший его начальник майор Пилюгин однажды назвал Колю в моем присутствии аллозавром, а это в переводе с греческого – странный, необычный ящер. Я тогда только познакомился с Колей и очень удивился, и даже возмутился в душе подобным оскорблением человека, а приглядевшись, понял, что майор абсолютно прав – в Коле действительно присутствуют черты динозавра подотряда тероподов Юрского периода, вымершего 150 миллионов лет назад. Когда Мигрень сердится или просто чем-то недоволен, он так хищно обнажает свои большие, желтые зубы, так многозначительно облизывает раздвоенным языком всегда бледные, потрескавшиеся губы, что становится действительно страшно. Да, он может здорово укусить, словесно, разумеется, и, кажется, получает от этого удовольствие. Но делает Мигрень это незлобиво, как бы вынуждено и быстро остывает. Через минуту он уже забывает отчего на тебя оскалился и, как ни в чем не бывало, продолжает обычный диалог, а вернее монолог. Слушает Коля исключительно себя. К другим, в том числе и ко мне, лишь прислушивается, а если находит в услышанном что-то рациональное, спустя время, выдает чужие мысли или идеи за свои.