В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г. - [12]
Переправа лошадей через Алдан
Определение астрономического пункта на берегу Алдана
Наледь в Верхоянском хребте
Подъем на перевал через Верхоянский хребет
Индигирка в хребте Черского
Якутская юрта у порогов Индигирки
В хребте Черского. Стан на реке Индигирке
Трудный спуск
Здесь впервые эвены увидели свиней и кур, животноводче ское хозяйство, опытные посевы зерновых культур и огород.
На другой день мы вступаем в те бесконечные горы, о которых нам рассказали столько страхов. Лошади после отдыха выглядят свежими и веселыми и бойко идут вперед.
Наша тропа проложена по небольшой речке Куранаху. Она так мало протоптана, что часто очень трудно найти ее, особенно при переходе через реку. Постоянно переходя с берега на берег, тропа теряется, но Николай ведет нас уверенно: якут не боится отсутствия тропы.
На якутском языке дорога и след обозначаются одним словом — "суол", и действительно, наша дорога часто только след проехавшего год назад путника. Если дорогу преграждает болото, на котором трава разбита копытами, мы идем по целине или лезем в чащу, обдирая в клочья вьюки.
Николай уже стар, и наши якуты-рабочие втихомолку под смеиваются над ним и сами часто выбирают дорогу по вкусу, особенно "леший" Оконохой (Афанасий), который никогда не ведет свою связку по тропе: то тропа слишком камениста, то вязка. И, догоняя караван, я всегда вижу по следам: вот про шли другие связки, а здесь, стороной, шел Афанасий.
На Куранахе веселее, чем в болотах Томпо, — светлые тополевые рощи, луга, галечники. Куранах значит "сухой", болот по нему нет. Очень часто мы едем по островам или приречным террасам, поросшим мелким тополем, по крепкой тропе. И лошади и люди отдыхают от бадаранов.
После ночевки на Куранахе мы переваливаем через гору на приток Менкюле — Нижний Харыялах.
По Харыялаху дорога быстро сворачивает в узкую, заросшую лесом долину его правого истока. Я задерживаюсь для осмотра утесов и , отстав от каравана на час, вижу впереди, в верховьях реки, два столба дыма. В июне и июле здесь очень мало дождей, все пересохло, к тому же на Харыялахе густой еловый лес (Харыялах значит "еловый"); в чаще ели увешаны гирляндами сухих светлосерых лишаев, которые мгновенно вспыхивают. Ели загораются одна за другой, и огонь сразу охватывает все дерево, превращая его в колеблющийся столб пламени; как только сгорают лишаи, огонь уменьшается, и по является черный дым.
Мы едем по самому краю обрыва — огонь захватил тропу и прижимает нас к речке. За площадью пожара находим утес, который надо осмотреть. Пока я записываю наблюдения, на летает порыв ветра, и пламя, страшно завывая, прыгает с утеса на утес, перебрасываясь на десятки метров, подобно какой- то гигантской огненной метле, вздымающей искры. Лошадь поворачивается спиной к пламени, прядает ушами, храпит.
Вечером я делаю строгий выговор рабочим за неосмотри тельное курение, но никто не признается.
По Харыялаху мы входим в Скалистую цепь. Красноватые утесы известняков возвышаются по обе стороны речки метров на семьсот, от них в долину выдвигаются большие осыпи.
Наш караван медленно поднимается между осыпями, проходит яркозеленые лужайки, маленькие озерки и переваливает на восточный склон цепи, на речку Верхний Харыялах.
15 июля по ущелью этой речки спускаемся в широкую долину Менкюле, в то благословенное место с хорошим кормом, о котором нам говорили в Крест-Хальджае: "В Кюель-Сибиктя отдохнете и покормите лошадей перед подъемом на главный хребет".
Но Николай решил пройти дальше и остановился в Ойегос-Оттук ("Боковой корм") выше по реке. Хотя корм здесь хуже, мы решили сделать дневку, чтобы дать отдохнуть лошадям и осмотреть соседние горы.
С утра все настроены празднично: стирают белье, чинятся, пекут лепешки, идут на реку купаться. В экспедиции это все удовольствия, которым можно свободно предаваться только на дневках. Утром я записываю вчерашние наблюдения. В полдень снаряжаемся для экскурсии.
Уже садясь на лошадей, мы замечаем в полукилометре к северу и востоку два столба дыма. Петр Перетолчин, пожилой рассудительный рабочий, спокойно поясняет: "Это я разложил дымокур не релке2, кони очень бьются, комаров много. Никуда огонь не пойдет — кругом болото. А другой дымокур Михаил на острове разложил".
Я иду проверить, в самом ли деле все так хорошо, и невдалеке от палаток нахожу новый центр пожара в лесу: ветер уже перебросил огонь сюда, а два дымокура превратились в громадные ревущие пожарища, которые ветер гонит в нашу сторону. Мы пробуем ветками забить огонь, но не удается ликвидировать даже самый маленький из новых очагов по жара. Надо бежать: если ветер рванет сильнее, то через десять минут лагерь будет в огне. Прежде всего необходимо найти лошадей, чтобы вывезти груз. В другие дни поиски лошадей иногда затягиваются на два-три часа, но сегодня лошади близко и их вскоре удается привести.
Поспешно свертываемся, упихивая все кое-как; котел с тестом, приготовленным для лепешек, опрокинут, и тесто вытекает на мох. Огонь начинает перекидываться через последнее, болотце в нескольких шагах от лагеря. Мы долго боремся с ним, забивая пламя ветвями, огонь все-таки побеждает, но у нас все уже завьючено, и караван уходит.
