В неизведанные края - [114]

Сегодня, как говорят геодезисты, может быть, будет «ночь», т. е. ясное небо, и Ковтуну удастся произвести астрономические наблюдения. Поэтому, едва поставив палатку, мы начинаем подготовку к ночи. Надо поставить мачту, натянуть антенну, наладить радио для приема сигналов точного времени, установить и выверить инструмент. И наконец, надо сварить обед. Мы едва справляемся со всем этим к наступлению темноты.

Ночь довольно скверная, звезды все время заволакиваются облаками. Ковтун успевает отнаблюдать очень мало звезд: погода портится, и он разрешает мне заснуть (я веду записи под его диктовку). Сам он остается еще дежурить, но скоро небо совершенно закрывается, и он тоже лезет в мешок.

Хотя для хорошего астропункта нужна целая ясная ночь, но мы не можем долго стоять здесь; утром приходит Тнелькут и говорит, что они изрубили на дрова одну нарту и собираются сегодня использовать несколько жердей от яранги. Здесь совершенно нет кустов. Летом еще удается кое-где найти мелкие кустики толщиной в карандаш, но сейчас их не отыщешь под снегом.

21 февраля на озере с утра лежит легкий туман. Я предпринимаю экскурсию через озеро на восточный берег. Пологий пьедестал гор (вернее, равнина), на краю которого мы стоим и который мы сначала принимали за поверхность озера, очень широк. Только пройдя пять километров, я достигаю берега озера. Два плоских береговых вала, состоящих из неокатанных кусков липарита и туфа, окаймляют озеро. Лед гладкий, без торосов, только редкие тонкие трещины кое-где пересекают его ровную поверхность.

Интересно было бы дойти до середины озера, пробить лед и смерить глубину. Когда в 1933 году я глядел на озеро сверху, с самолета, оно было темное, кобальтово-синее; значит, глубина его велика (как и должно быть у кратерного озера). Что таится под этим толстым льдом? Чукчи говорят, что здесь водятся большие рыбы.

Но у меня нет ни времени, ни нужных для исследования озера приборов. Этим займется когда-нибудь специальная экспедиция, которая сможет пробыть здесь десяток-другой дней.

Сегодня был зловещий восход – пять полос красных облаков, мрачная впадина, полная тумана, безмолвие этого страшного безлюдного места, настороженные морды мертвых дельфинов-заструг. Странное, жуткое место! Когда я буду писать роман о жизни на Луне, я помещу своих героев в такой кратер. Особенно мрачно озеро ночью, когда черные зубцы гор чернеют на лунном небе, половина впадины в тени и белесая пелена тумана закрывает все ее дно.

Погода не сулит ничего хорошего. Барометр со вчерашнего дня поднимается – значит, скоро будет ветер с севера. Так как мы перевалили через ветрораздельный гребень Чукотки, то ветер будет здесь дуть при повышении барометра, в то время как на северном склоне он дует при уменьшении давления. Наверно, уже вечером пурга будет рвать палатку.

После прогулки по льду озера я взбираюсь на склон восточных гор. Так же как и северная часть кольца, они были сложены горизонтальными потоками разноцветных лав.

Я отдыхаю на одной из вершин и еще раз рассматриваю озеро. На юге виден единственный разрыв в этом непрерывном кольце гор: здесь вытекает небольшая река Энмуваам. Дальше к югу местность мне хорошо знакома по полетам 1933 года. Я помню, что эта река извивается тонкой линией по нагорной равнине, покрытой лавами, и затем в желтом каньоне течет на восток, в реку Белую. Выход реки из озера стерегут две пирамидальные горы. Нигде не видно ни следа жизни, все холодно и мертво; только черные камни и белый снег и лед.

«Ночи» для Ковтуна сегодня нет. Как только я вернулся, начался северный ветер, сначала слабый, затем все сильнее и сильнее. Палатка начинает прогибаться все больше; мы подпираем ее изнутри лыжами и шестами, но северная стенка по-прежнему выгибается внутрь. Всю ночь трепещет палатка, и мы ждем, что вот-вот она обрушится на нас. Никаких астрономических наблюдений при таком ветре, достигающем 20 метров в секунду, вести, конечно, нельзя. Да и небо закрыто низкими черными облаками. Только на короткое время в щель между этим черным покровом и черными зубцами гор выглянула луна.

Утром 22-го ветер продолжается. Оставаться здесь больше нельзя. Придется удовлетвориться наблюдениями первой ночи, дающими точность, достаточную для нашей карты.

Складывать палатку в пургу не очень-то легко. Она рвется из рук, и никак нельзя ее свернуть по всем правилам. Но все повеселели: мы едем назад, уходим от этого страшного озера, где отмерзают носы и руки, где нет дров. Отдохнувшие олени бодро идут против ветра на перевал. И как только мы переваливаем и спускаемся в верховья Малого Чауна, тотчас стихает ветер, прекращается свист и вой поземки, легкий пушистый нетронутый снег лежит на насте.

Здесь, вероятно, на днях подует другой ветер, с юга, который будет с силой скатываться по этому северному склону. Но сейчас воздух тихонько взбирается отсюда на перевал, не тревожа даже легкую пелену свежего снега.

Назад в Чаунскую культбазу

Кто знает, что за границей встречаются двойные лишения?

При суровом холоде спят под открытым небом на земле и песке;

Не спрашивайте, что служит для них утренней и вечерней пищей —