В небе полярных зорь - [11]

Шрифт
Интервал

На земле все с тревогой наблюдали за этим необычным полетом.

Вот машина сделала четвертый разворот и начала планировать на посадку. Над лесом она быстро теряла высоту, и не успел Ветров сказать: «Подтяни» — машина плоскостью коснулась верхушки сосны. Казалось, еще мгновение — и катастрофа. Но взревел мотор, истребитель выровнялся и, пролетев несколько метров, приземлился.

— За такие фокусы отстраняю вас на два дня от полетов, — заявил перепуганным Блажко и Хмаре командир полка. — Ремонт плоскости за ваш счет.

— Есть не летать два дня, — в один голос отозвались они и повернулись кругом.

Комлев приземлился раньше Блажко. Узнав о случившемся, он ходил в сторонке, непрерывно курил. А когда Локтев отстранил виновников происшествия от полетов, не выдержал, и, подойдя вплотную к командиру, с волнением произнес:

— Это называется ускорили боевую подготовку экипажа? Старшему командиру не полагается отменять приказы младшего через его голову.

Локтев хотел ответить, но только метнул на Комлева виноватый взгляд.

Отделавшийся легким испугом Блажко ходил гоголем и острил по адресу Хмары. Механик же после этого еще больше замкнулся. Начнут с ним разговаривать командиры — устремит глаза в землю, буркнет что-то невнятное и, хоть, как говорят, кол на голове теши, — ни одного слова больше не добьешься. С товарищами тоже держался дичком.

И вот снова объяснение с командиром полка из-за Хмары.

3

В дверь постучали. Комлев очнулся от раздумья.

— Войдите!

В засаленной куртке вошел Виктор Хмара, Руки забинтованы, обгоревшие брови из белесых превратились в темно-рыжие.

— Расскажи, как ты до такой жизни дошел? — спросил Комлев.

Заложив руки за спину, Хмара переминался с ноги на ногу.

— Садись вот сюда, — Комлев, придвинув стул, посмотрел на механика из-под нахмуренных бровей.

Хмара, не выдержав взгляда замполита, опустил глаза, сел.

— Так и будем в молчанки играть?

— А что говорить-то? Если бы я нарочно, а то нечаянно...

— Фу ты, ясное море! — замполит даже сморщился от досады. — Как маленький! Что ты, не понимаешь? Намеренно или нечаянно выстрелил — результат мог быть один: сгорел бы самолет, а вместе с ним и ты.

Комлев встал, прошелся по землянке. Потом круто повернулся к Хмаре и спросил:

— Ну зачем ты к этой чертовой ракетнице лез? Какое тебе до нее дело?

— Я механик, и у меня есть дело ко всему на самолете, — не отрывая от пола глаз, пробурчал он.

— Ты толком расскажи, как все это произошло.

— Прочистил ракетницу, вставил ракету. Стал спускать собачку, а она выскользнула из-под окоченевшего пальца. Вот и выстрел, — глухо произнес он. — Не заступайтесь больше за меня, товарищ капитан, перед командованием. Пусть меня отдадут в трибунал и в штрафную роту отправят, только бы на передовую.

Он поднял глаза, и Комлев увидел в них мольбу.

— Я хочу в пехоту. Ведь вы видите, что у меня здесь все идет комом. Не могу я больше здесь, не могу. И душа, и думы мои там, на передовой.

Голос Хмары дрожал, говорить ему было трудно, но он спешил высказаться.

— У меня мать, сестренка за линией фронта, брат воюет танкистом, батя в партизанах. Когда кончится война, спросят, сколько я убил фашистов. Что отвечу?

— Скажешь, сколько обслужил боевых вылетов, — перебил его Комлев.

— Я вот этими руками хочу душить фашистов. — Хмара вынул из кармана фотокарточку и, подавая ее Комлеву, продолжал: — Вот за эту дивчину еще хочу рассчитаться. Невеста моя...

У Комлева защемило сердце от сознания, что он так мало знает людей.

— Ну что ж, ясное море, силой милому не быть! Пиши рапорт.

4

Переход на новый тип самолета одним летчикам давался легко, другим — с трудом. Многие перед первыми вылетами волнуются, в воздухе держатся напряженно и поэтому не замечают своих ошибок.

Как и раньше, первым в эскадрилье на новом самолете вылетел Егор Бугров. Доложив комэску о выполнении задания, получив замечания, он, уединившись, начал что-то записывать в свой самодельный блокнот.

Прилетел из зоны Семен Блажко.

— Мечта пилота! — вылезая из кабины, с восхищением заявил он, причмокивая губами и прищелкивая пальцами.

— Теперь будем хвоста драть фрицам, — сказал Бозор.

— Боря, не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Попилил бы ты лучше на «харитоше» еще. «Яша» растяп не любит, угробишь...

— И всегда ты, Сеня, плохо говоришь! Ну какой ты человек? — еле сдерживаясь, бросил в ответ Бозор.

— А думаешь, тебе и сказать ничего нельзя, если ты с начальством летаешь? Нет, скажу! Получше тебя летчики на «харитошах» продолжают топать, а тебе «яшу» дали. А почему? Ведомый замполита. Как же! Да и вообще, если бы не военком, пилял бы ты сейчас на «кукурузнике», молоко возил. Это уж как пить дать.

Бугров хотя и был увлечен своими записями, но услышал разговор пилотов, подошел к ним, спокойно проговорил:

— Сеня, брось блажить! Обуздай свое ботало... Ссора казалась неминуемой, но в это время Блажко вызвали к командиру эскадрильи.

— Не устал, лейтенант? — спросил Ветров.

— Никак нет! — отчеканил Блажко, браво вытянувшись перед комэском.

— Тогда еще один полет в зону сделаешь. — Обязательно и неоднократно, как сказал бы отец Пимен, усмотрев бутылку с коньяком, — забалагурил Блажко, но, видя, как нахмурился комэск, закончил: — Есть полет в зону!


Еще от автора Павел Захарович Кочегин
Человек-огонь

«Человек-огонь» — второе издание, переработанное и дополненное.«Это был человек изумительной честности, беспредельной храбрости, чрезвычайно прямой», — так отозвался маршал Советского Союза Василий Константинович Блюхер об одном из первых красных командиров, герое гражданской войны Николае Дмитриевиче Томине.Перед читателями встает образ смелого и мужественного военачальника, всего себя отдавшего делу революции, борьбе за окончательную победу Советской власти.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.