В нашем квадрате тайфун - [7]

Открывается улица-ущелье. Диву даешься, как втискивается наш автобус в крутое месиво автомобилей и пешеходов.

Мы на Гинзе. Название улицы? Представьте, да. Лишь немногие, самые богатые улицы столицы удостоились чести получить имена, и прежде всего, конечно, главная улица Токио — Гинза, «Серебряная». Красива ли она? Дома в восемь, десять этажей, короба с магазинами, конторами. Единственное, что оживляет эти холодные формы, пересаженные из-за океана, — это вездесущая реклама. Гирляндами иероглифов расцвечены и стены дома, и шагнувшая через улицу эстакада электрички.

Вечером реклама вспыхивает, как фейерверк. Утверждают, что в Токио она даже ярче, чем в Нью-Йорке. Городские власти призывают сократить число вывесок и надписей. Я подозреваю, не только коммерческий азарт порождает их, но и требование японского вкуса: он не мирится со скукой домов-сейфов, домов-сундуков.

Все же и на Гинзе мы в Японии. Посреди тротуара не спеша раскланиваются два пожилых японца в кимоно черного цвета, подобающего мужчинам. Они приседают, со свистом вбирая в себя воздух, а прохожие уважительно обходят их.

Из-за угла выкатился велосипедист. Это рассыльный из магазина. Эх, до чего же ловок! Одной рукой он держит руль, другой — над плечом, на ладони — поднос с товаром. Чайный сервиз, на нем дощечка-прокладка, сверху еще сервиз и еще. Три этажа хрупкого фарфора! В Европе паренек мог бы выступать в цирке. Здесь никто и не обернется, чтобы поглядеть на него.

На углу прохожих всасывает подъезд универмага. Зайдем!

Нечто огромное, мерцающее высится в вестибюле. Это встречает посетителей одиннадцатиметровая статуя Теннио Магокоро, богини искренности. Искренность — вот принцип фирмы Мицукоси, владеющей универмагом! Вам объяснят, что автор статуи — известный скульптор Сато, что она вырезана из ствола кипариса, росшего возле храма в Киото, и украшена сотнями самоцветов, что… Словом, фирма не пожалела затрат.

Сюда многие ходят просто поглазеть. И не мудрено — ведь не всякий заплатит за модную рубашку американской выделки три тысячи йен. Вообще товары в подавляющем большинстве привозные или подражают заморским образцам. Я перебираю косынки — ни одной с японским орнаментом.

Кто-то теребит меня сзади. Оборачиваюсь — турист с нашего теплохода, инженер из Владивостока.

Случилось вот что: продавец магазина отказался от нашего значка. То есть хотел взять и протянул даже руку, но потом отдернул, испугался.

— Служащие фирмы должны быть вне политики. Смешно! Какая же тут политика? Значок с нашим теплоходом…

В порт мы возвращались поздно вечером. Что за странное движение на причале, у борта «Михаила Калинина»? Вереница машин тянется к нему из города. Такси, малолитражки, реже — дорогие машины новейших моделей. Поравнявшись с судном, замедляют ход, затем разворачиваются и идут обратно.

Ну-ка, в чем дело? Я поднялся на палубу. Вот затормозило такси, старое и немного помятое в городских стремнинах. Быстрый взмах руки из окошечка кабины, тайком от полицейских, дежурящих у въезда на причал. Машина за машиной — и каждая несет молчаливый привет. Это те, кто не смог или не решился прийти встречать нас утром, вместе с рабочими, с грузчиками.

Быть может, в этой тихой демонстрации дружбы, длившейся до полуночи, приняли участие и служащие магазинов и контор, где даже значок с изображением советского теплохода считается «красной пропагандой».

ЯПОНСКИЙ ОБЕД

Обычно нас кормили в Японии на европейский манер. «Польский борщ», «Филе из свинины с яблочным соусом», «Куп о фрэз» — стояло в меню. Последнее, явно французское блюдо, оказалось мороженым, декорированным продолговатой розовой клубничиной. Японский обед надо было исходатайствовать. Ему предшествовали переговоры между нашим руководителем и представителями японского бюро путешествий.

— Конечно, конечно, — кивали они. — Японская кухня, о, это любопытно попробовать. О да! Но нет, нет, нет… Вы не станете кушать.

— Будем, будем!

— Пожалуйста. Мы ничего не имеем против. Но вам не понравится. Нет, нет…

— Понравится, непременно понравится.

— О, прекрасно! Тогда не о чем спорить. Но…

В конце концов мы все-таки настояли на своем. Нас отвезли в японский ресторан «Тиндзансо». Проливной дождь барабанил по черепице крыш. Автобусы остановились у ворот сада, и каждый из нас получает зонт с толстым бамбуковым древком. И вот мы в круглом павильоне, доступном ветру. Нас окружают ширмы дождя, прохладно, ртуть в термометре не поднимается выше 12°. Сдаем зонты, ждем чего-нибудь горячего.

Передо мной на столе чашечка бульона с морской капустой. Неплохо, но мало. Однако будет же второе! Приносят черную лакированную коробку и длинный пакетик. Из пакета я извлекаю две тонкие, гладко отшлифованные палочки. Затем снимаю крышку. В коробке отделения, как в дамской шкатулке для рукоделия. В самом большом, занимающем примерно четверть всего пространства, теплый вареный рис. Этак две столовые ложки, без масла, без соли.

Остальное выглядит красочно и на первый взгляд вкусно. Два маленьких голубца. В зеленых листочках, увы, тот же рис. Кусочек рыбы с коричневой соевой подливкой. Рыба совершенно сырая, надо подцепить побольше острого соуса, чтобы отбить запах. Чем бы заесть? Берешь ломтик красной свеклы из другого ящичка. Но она вовсе не сладкая, японская свекла, если только это действительно свекла. Официант сообщает, что рядом — редька, по я уже насторожен. И точно — вовсе не редька по нашим понятиям. Вкус у нее… Не знаю, с чем сравнить. Я откусил немного и больше не притрагивался. Может быть, и фасоль — одно притворство, личина фасоли, надетая каким-нибудь коварным самураем зеленого царства? Нет, честная фасоль. Успокоившись, втыкаю палочку в белый полукружочек с красным ободком. Сыр? Нет, снова иллюзия. Это паста из размолотой рыбы с мясом, пресная и холодная, как ледышка. Меня восхитило лишь мастерство грима.