В начале всех миров - [47]

И вот представил на-гора товар!

Свист, крики, смех и речи осужденья —

Не нравится народу этот дар,

Но это мой кусочек вдохновенья —

Вода желаний превратилась в пар.

Метро

По серенькой веточке ползет

Серенькая гусеница,

По зелененькой веточке идет

Зелененькая ее сестрица.

Раздуты бока. Перетяжки

Того гляди лопнут. В натуге

Они едва держатся в натяжке.

Гусеницы оказывают услуги:

Когда чрево их открывается

Высыпается множество

Муравьишек. Опасаются

Передавить друг друга. Ничтожество!

Беспросветное быдло! А гусеницы

Вбирают и возят это убожество!

И никто не боится путаницы.

Все друг другом довольны давно:

И гусеницы, и веточки, и муравьи.

Валерий Коростов Украина, г. Бровары

© Коростов Валерий, 2016

1. Гонец

Я бежал от себя самого,

как злосчастная Ио от овода.

И вздымались белесые скалы,

тенор пел высоко наверху

за косыми, как челка, лучами.

Под стопами кончалась земля.

Иссякала… болели колени…

Прерывалось дыханье.

Куда

я бежал по надменной орбите?

Мне уже не узнать. Все слабей

и слабей контрабасовый окрик

за плечом. Будто некий джазмен

окосел от паршивого виски

и промазывает по струне…

Скоро шлепнется овод, и я,

то есть Ио… мы будем свободны.

Как задорно выбрыкивать ей

на густых виртуальных лужках!..

Ну а я…

Дорог мне и почетен венок,

что получит гонец марафонский.

2. Ясон

Припомни, Ясон,

когда ты разбрасывал зубы дракона,

один не попал ли в сандалию,

не угодил

случайно как раз под тугой ремешок

из крепкой греческой кожи

и там затаился? Нет?

О, боги нам мстят,

подмешивая в гончарную глину

половы с соломой!

Ты вез, как этрусскую вазу,

свое послезавтра,

и рядом с тобой

звенел триумфально натянутый парус.

Команда подсчитывала барыши.

Любовно круглилось плечо

тебя обожающей юной Медеи.

Выскакивал из белой пены дельфин.

3. Акустика

Богиня Афина

в свободно спадающем пеплосе

ультрамарина,

в котором блистает лучами

ее раззолоченный шлем,

благожелательная и простая,

склоняясь над амфитеатром —

над мраморным ульем со зрительским роем —

внимает раскатистому рокотанью,

как будто держа возле уха

громадную раковину из пучин.

«Поэзия смертных порою бывает бессмертной», —

так мыслит она, вероятно,

дивясь колоссальному эху,

заполнившим город ее звуковым колебаньям.

Они же все ширятся дальше и дальше,

стасим за стасимом,

виток за витком,

векам закаляя сладостным ужасом душу.

4. Бормотанье Кассандры

Мощный победитель Агамемнон,

прочитай «Арес» наоборот!..

Капли крови – юркие улитки,

ожерелье плотоядной смерти.

Стоит первую пролить, и нижет

бесконечно бусы Немезида.

Чу, в потемках ящик отпирает,

словно одержимая, Пандора…

Крышку не захлопнуть никому!

Недалекий воин Агамемнон,

прочитай «Арес» наоборот!

5. Пракситель

Это изображенье из бронзы

(о чем не догадываешься ты, слава Богу)

будет потом переплавлено в пушку.

Легконогая нимфа

с нежным налетом патины

трансформируется в коренастого единорога,

изрыгающего картечь во врага.

Но пока что мечтай о бессмертии,

славе,

задержав на секунду резец,

чтобы полюбоваться

одним из недолгих мирных закатов.

6. Сафо

В моем саду

роз алые водовороты.

А ты их краше,

стройней. Желанней…

Когда ты втягиваешь меня

в свою судьбу,

когда поглощаешь,

лишая рассудка,

как делает Лета,

то я уж не я,

цветы не цветы —

а хищные омуты

с зазубренными краями!

Склоняюсь к ним, нюхаю…

Вижу Эрота:

Сафо дожидается, чтобы столкнуть!

7. Лаокоон освобожденный

Я даю тебе волю,

узник в удушливых кольцах!

И твоим сыновьям.

Что же проще:

фантазией одного заковать,

а другого – порвать договор,

на котором нет оттиска, подписи смыты?

Пусть двойник твой

в музее тешит зевак,

возводя беспрестанно горе

осушенные коршуном времени очи,

ну а ты гостем будь

у меня за столом.

Отдохни,

закуси и отведай вина.

И ни слова об участи тех,

кто решался на правду.

8. Элевсинские мистерии

Психея моя вещая,

ступай босиком

по извилистому коридору

в танцующих отблесках факелов.

Психея моя вещая —

путем воскресающей чистой богини,

очищенная от сует.

Еле-еле брезжит во мраке

намек на спасенье.

Пускай!

Психея моя вещая,

ступай к светляку,

затеплившемуся во мраке,

ступай.

С рассветом

покажет тебе

жрец оперившийся колос

из нового урожая,

и ты, догадавшись о главном,

на землю рухнешь в слезах!

Элизабет Райдлин г. Москва

© Райдлин Элизабет, 2016

Молчаливые годы

Мы просрочены на длительность своих дрянных жизней,—

Останови меня, когда захочешь, чтобы я поставил точку.

Мы упускаем многое из-за банальной, ненужной трусости —

Это, пожалуй, самая большая ошибка, что нами придумана.

Сокрушаемся, но не переходим ни на шаг границу гордости.

Отрекаемся от последних, самых сокровенных желаний.

Мы все хотим, чтобы нас любили, но не говорим об этом,

Мы боимся стать отвергнутыми. Боимся правды.

Так проходят наши молчаливые годы,

А мы все продлеваем несуществующую отсрочку.

Шлем

Путешествуя по просторам своей внутренней вселенной,

Не потеряйся там, вернись обратно, вернись живым,

Обретя себя меж ярких звезд,

Осознай – все, что было там – это не всерьез.

Не пугайся того, что стал седым,—

Это к лучшему. К тому же уже неизменно.

Обитая там, ты только не снимай свой шлем,

На тебя будут лететь огромные метеориты,

Попытается овладеть тобою – черная дыра,

Там тоже будет поджидать тебя множество проблем,

Но ты не почувствуешь себя разбитым

Ведь тебя не посетит тоска. Главное – твой шлем.