В морях твои дороги - [129]
Я отлично понял Глухова.
Вечером, когда Платон с Аркадием сидели пригорюнившись в кубрике, я вспомнил, как Фрол точно так же лежал на койке в Нахимовском, головой зарывшись в подушку. Он совершил тяжелый проступок.
Быть может, и Фрол вспомнил тот день. Он первый подошел к неудачникам.
— Ну, ну, не распускайтесь, — сказал он с грубоватой нежностью. — Все обойдется. Ты читал, Бубенцов, «Честь смолоду»?
— Нет, не читал.
— А следует тебе почитать. Там генерал один есть, Шувалов его фамилия. Хорошие он слова говорит молодому бойцу Лагунову: «Не тот, говорит, настоящий боец, кто проявляет мужество при победных боях, но тот, кто находит в себе мужество в период временных неудач, кто не теряет голову и не дрейфит при неудачах, кто не ударяется в панику и не впадает в отчаяние в трудную минуту». Правильные слова!
— А я и не знал, что ты форменный специалист в радиоделах, — продолжал Фрол. — Вот штука-то, а к нам мичман все ходит, ищет, кто бы ему помог радиофицировать маяки в кабинете. Вот бы тебе и объединиться с тем мичманом… А ты все же, Аркадий, чудак-человек. Ну что бы тебе давно рассказать про твоего прохвоста? Уж мы бы его скрутили в бараний рог, будь спокоен. Ну, ничего, подтягивайся, все обойдется.
Подходили со словами утешения и другие. До сегодняшнего дня поведение Бубенцова казалось многим непонятным. Теперь все выяснилось. На горьком опыте товарища класс получил урок. Мы воочию убедились, как скверно быть слабохарактерным и не иметь мужества прийти и сказать коллективу: да, совершил ошибку, выпутаться сам не могу, выручайте. Ведь выручили бы!
— А что, Кит, — спросил меня как-то Борис, — неужели и со мной такое могло получиться?
— Что?
— Ну, что отца бы, скажем, вызвали на совет?
— Конечно, могло получиться.
— Ну, я не знаю тогда, что бы было.
— А что?
— С батиным-то характером? Ох, ты его не знаешь! Я, говорит, Алехин и ты Алехин, замараешь фамилию — три шкуры спущу. И спустит, не постесняется. Самолюбив очень у меня батя.
— Значит ты, Боренька, близок был к тому, чтобы с тебя шкуру содрали!
Борис тяжело вздохнул.
— Берись-ка, Борис, за работу, не надейся ты больше на свои так называемые способности. Штурмовщиной ничего не возьмешь.
— Это я чувствую.
— Хорошо, что почувствовал.
Я лег ничком на койку и не заметил, как подошел Фрол.
— Я с тобой поговорить, Кит, хотел, — сказал он, присев на край койки. — Ты мне в тот день глаза раскрыл. У меня все тут, — стукнул он себя по груди, — перевернулось. Ты Мыльникову говорил о том, каким должен быть воспитатель, а я смотрю и думаю: неужто я Мыльников номер два? И вижу: копия! Тут меня ужас взял. Спасибо, Глухов…
— Что?
— Вот человек! Ведь я был тогда сам не сбой… думал — конченный я человек. А он — утешил меня. Несобранный вы, говорит, вам надо себя в руки взять. Почаще задумывайтесь о последствиях. Вот хотя бы случай с увольнением… Вы бы, говорит, к начальнику курса пришли или ко мне и сказали прямо: погорячился, порвал увольнительную, а хочу пойти на берег. Что же, вам отказали бы в увольнительной? Вот, говорит, так всегда с пустяков человек запутывается, а потом трудно выкарабкаться. Тут мне и о Бубенцове, Кит, мысль пришла в голову: он тоже с пустяка, может, запутался и в такое положение попал, из которого трудно выкарабкаться. А я не понимал Бубенцова, рубил с плеча… совсем как Мыльников, — вздохнул он. — А прихожу как-то вечером к Вадиму Платонычу, старик меня спрашивает: «А что вы думаете, Фрол, о Платоне? Отвечайте мне откровенно». Ну, я и ляпнул ему, что я думаю. Вадим Платоныч покачал головой: «Вот и я в молодости, как вы, размышлял: свихнулся человек — ему цена грош, а до причин, почему человек свихнулся, докапываться недосуг было. А какого вы обо мне мнения?» — спрашивает старик. Я выкладываю, а он усмехается: «Вот-вот… А знаете, Фрол, меня в молодости чуть с флота не выставили — из-за неподходящей компании, которая меня в такое, брат, затянула… Спасибо, товарищи выручили. Вы ведь товарищ Платона по классу, не правда ли?»
— Тут я и твои слова вспомнил, Кит, что Мыльникова любить вовсе не за что. Меня тоже не за что любить было — и Пылаеву, и Бубенцову, и Платоше. Скромности во мне мало, Кит!
— Вот это сущая правда, Фрол.
— Ну, что ж? Урок на всю жизнь. А знаешь, что меня мучит? Не даст мне теперь рекомендации Глухов…
— Заслужишь, Фрол…
— Нет, где уж мне заслужить!
И он пошел на свою койку.
Однажды вечером, спеша в канцелярию курса, в полутемном пустом коридоре я встретился с адмиралом.
— Рындин! — позвал он меня.
За темными стеклами шумел дождь.
— Ты хорошо говорил на совете. А, поди, нелегко тебе было? Рана-то свежая, не зажила еще… Заживет, — сказал начальник совсем другим, чем обычно, теплым голосом. — Всем нам приходится терять близких. Я тоже вот… Мою старуху фашисты сожгли, — глухо проговорил он, глядя в окно, — в ее маленьком домике, в Луге. Я узнал об этом как раз накануне десанта…
Часы за стеклянной дверью глухо пробили девять.
— А в десанте немцы убили сына. В один день я потерял все, что у меня было. Я зажал в тиски сердце, креплюсь. Самое главное — не распускаться, Рындин. Работать и работать! Вон сколько вас у меня — сыновей, всех воспитать надо…
Повесть "Уходим завтра в море" принадлежит перу одного из старейших писателей-маринистов - Игорю Евгеньевичу Всеволожскому.Впервые эта книга вышла в 1948 году и с тех пор неоднократно переиздавалась.Описанные в ней события посвящены очень важной и всегда актуальной теме - воспитанию молодых людей и подготовке их для трудной флотской службы.
О подвигах и мужестве советских моряков рассказывает эта быль. С первого дня войны и до самой победы экипаж монитора «Железняков» громил врага, выполнял сложнейшие задания, не раз действовал в тылу оккупантов. Через смертельные испытания пронесли моряки верность долгу, волю к победе и любовь к своему кораблю.Автор, свидетель и участник описываемых событий, с гордостью рисует своих героев, матросов и офицеров, корабля, ставшего живой легендой флота.
Автор романа «Ночные туманы» — писатель Игорь Евгеньевич Всеволожский известен читателям по книгам о маршале С. М. Буденном («Хуторская команда», «Восемь смелых буденновцев», «Отряды в степи»), о генерале Оке Городовикове («В боях и походах») и по многим романам о моряках («Уходим завтра в море». «В морях твои дороги», «Балтийские ветры», «Раскинулось море широко», «Пленники моря», «Неуловимый монитор», «Золотая балтийская осень»).В годы Великой Отечественной войны писатель служил на Черноморском флоте и навсегда связал свою жизнь и творчество с флотом.«Ночные туманы» — роман о трех поколениях моряков советского флота.
Книга рассказывает о бойцах Первой Конной армии, о героических подвигах красноармейцев и командиров в годы гражданской войны.
Герой повести, матрос Фрей Горн, в результате контузии обретает дар чтения мыслей и оказывается вовлечен в политические интриги своей родины, «банановой республики» Бататы.Повесть-памфлет, написанная в 1948 г., гротескно изображает страну третьего мира, сырьевой придаток, в которой борьба олигархов за власть подогревается шпиономанией и прикрывается демократической болтовней.
Герои повести Игоря Всеволожского – двенадцатилетние Павка и Глаша – жили в военном городке на Амуре, на базе Амурской военной флотилии. Осенью 1918 года безмятежное их детство кончилось – городок захватили японцы и белогвардейцы-калмыковцы. Матросы-амурцы ушли в тайгу и создали партизанский отряд, а Павка и Глаша стали их верными помощниками в борьбе против интервентов...
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.