В море Травкин - [5]

Из более чем ста боевых кораблей погибло лишь несколько, подорвавшихся на минах. Ни один корабль не был потоплен авиацией, несмотря на многочисленные атаки пикирующих бомбардировщиков. Умелым оказалось маневрирование командиров, меток огонь зенитной артиллерии. Спасение основной части гарнизона Таллина, активно включившегося в оборону Ленинграда, является серьезной заслугой Балтийского флота…

Так высоко и оценил результаты перехода нарком Военно-Морского флота Н. Г. Кузнецов, встретившись в Кронштадте с руководителями перехода.

— Вы, конечно, много пережили, — сказал он. — Я не был с вами и не во всем еще разобрался, но, видимо, вы сделали все, что было в ваших возможностях. Управление флотом было твердое, надежное.

Крупная морская операция завершилась успешно. Ленинград получил пополнение в людях, а боевые корабли встали на его защиту.

Взбешенный враг, не достигнув своей цели — уничтожить флот на переходе, решил сделать это в гавани. В середине сентября из района Петергофа по стоявшим в Кронштадте кораблям ударила артиллерия. Тут же ответили орудия крупных кораблей и фортов. С лодки Травкина были видны яркие вспышки выстрелов на «Марате», пока облака пороховых газов не окутали корабли. Вражеские орудия были подавлены. Погода в сентябре в Ленинграде и Кронштадте стояла чудесная. Солнце заливало дома, парки, раскрашивало золотом увядающие листья на деревьях. Но нерадостно было в сердцах моряков. Пользуясь отличной видимостью, противник усилил удары по кораблям.

21 и 23 сентября враг бросил на корабли и город большую группу самолетов. В одиннадцать утра 21 сентября на флоте была объявлена воздушная тревога. 180 самолетов, шедших к Ленинграду, развернулись и пошли на Кронштадт. Травкин стоял на мостике лодки. Он приказал зарядить пушку и при подходе «юнкерсов» открывать огонь. «Голос» корабельной сорокапятки утонул в грохоте крупных орудий линкоров и эсминцев. Рев моторов, кипящая от взрывов бомб вода, непрестанный грохот на берегу — все смешалось в едином кромешном аду. Но пушка лодки стреляла, и Травкин не ушел с мостика, даже когда от близкого разрыва тонны воды и поднятого со дна гавани ила обрушились на корабль.

— Обсохнем! — сквозь вой самолетов и грохот разрывов закричал Травкин и стал отряхивать фуражку.

Лодка вела огонь, пока не улетели вражеские самолеты. А Травкин покинул мостик, когда на сигнальной башне штаба флота опустили флажное сочетание «два твердо» — воздушная тревога и не подняли сигнал об ее отмене.

Через два дня последовал новый, еще более сильный налет. 270 самолетов бросил враг на корабли и морской завод. Снова закипела вода, стонала земля. С мостика лодки Травкин увидел, как над линкором «Марат» поднялся высокий столб огня. Послышался сильный взрыв. Над палубой корабля поднялась громадная, многотонная трехорудийная башня главного калибра. Грузно упала в воду и высоченная фок-мачта со многими людьми на ее мостиках и площадках. Дым и брызги на какое-то время закрыли линейный корабль. Иван Васильевич не отводил глаз от места его стоянки и понял, что корабль жив. Позже выяснилось, что авиабомба, пробив палубу, взорвалась в погребе с боеприпасами. Получили повреждения и некоторые другие корабли. На морском заводе бомбы разрушили два цеха и здание штаба МПВО, причальную стенку. Это был самый сильный налет за всю войну. Частичный успех достался фашистам дорогой ценой. 25 самолетов противника сбили зенитчики и истребители.

Налеты и обстрелы продолжались до конца месяца.

На Кронштадтской теплоэлектростанции снарядом обрубило верхнюю часть 64-метровой трубы. Узнав об этом, Травкин позвонил своему другу Родиону Максимовичу Джанашия — начальнику электростанции:

— Рад слышать твой голос. Я жив и здоров. У тебя как?

— Жив и здоров, чего о моих вещах не скажешь. Обломки трубы с большой высоты падали, квартиру разрушили.

Через час-полтора на электростанции появился Иван Васильевич.

— Держи, носи на здоровье!

Травкин передал приятелю белье, китель, другие вещи.

— Зачем? Мне скоро получать!

— У тебя же беда…

К беспокойству Ивана Васильевича за город и корабли прибавилась тревога за свою большую семью. Он полагал, что жена, ее мать, бабушка, а также его дочери и племянница эвакуировались. Но тут из Ленинграда пришло письмо. Жена сообщала, что их эшелон не отправили, фашисты разбомбили, а затем и захватили железнодорожную станцию, через которую шла эвакуация.

Чтобы обезопасить от авиационных и артиллерийских ударов подводные лодки, ускорить их ремонт, командование решило перебазировать подводные корабли в Ленинград. В начале октября Травкин получил приказание перевести лодку на позицию на Неве. В то время сделать это было непросто. В ближайших пригородах — Петергофе, Лигове, Стрельне — стояли вражеские орудия и били по кораблям, идущим по заливу. Практически под их огнем приходилось преодолевать весь путь. Ночью Травкину все же удалось незаметно провести корабль по морскому каналу.

Пришвартовались к «Полярной звезде» — бывшей царской яхте-пароходу, стоявшей у набережной между Кировским и Республиканским (ныне Дворцовым) мостами, напротив Эрмитажа. Во время штурма Зимнего дворца на ней размещался Центральный комитет революционного Центробалта во главе с матросом-большевиком Павлом Ефимовичем Дыбенко, возглавлявшим балтийцев. «Полярка» (как с любовью называли корабль) участвовала в героическом Ледовом переходе флота из Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт еще в гражданскую. В годы войны с белофиннами на этом корабле находился походный штаб руководства Краснознаменного Балтийского флота. Теперь на нем располагался штаб бригады подводных лодок.