В моих глазах – твоя погибель! - [4]

Еще четыре года назад Морозов взревел бы от ярости, убежал, хлопнув дверью, напился, поминая неверную жену и ее любовника всеми мыслимыми и немыслимыми словами… А сейчас он только попросил у Люси адрес Тамары.

Морозов слишком много увидел за два годы войны, слишком много испытал и выстрадал. Назначение на речфлот унизило его чрезвычайно, как он ни храбрился. Чтобы как-то перенести это, не спившись или вовсе не застрелившись из табельного оружия, ему нужен был близкий человек рядом, нужно было, ради кого жить, о ком заботиться… Это могли быть жена и сын.

Морозов сомневался, что Тамара окажется одинокой, и совершенно не верил, что она согласится уехать с ним невесть куда, – на какой-то Амур, в какой-то Хабаровск, за десять тысяч верст от Москвы. И он чуть не упал от изумления, когда она вдруг бросилась к нему на шею и залила слезами его шинель, причитая:

– Сашенька, я согласна! Я поеду, поеду! Увези нас с Сашкой отсюда! Увези прямо сейчас!

Да, Тамара была согласна, на все согласна, только бы уехать отсюда, забыть всё, что связывало ее с этим городом с таким безнадежным, таким тягостным названием – Горький. Уехать – и начать всё заново, как будто не было их развода с Морозовым, а вот прямо сейчас он забрал их с Сашкой из роддома – и впереди только счастливая семейная жизнь с их родным, с их единственным сыном.

– Прямо сейчас… – пробормотала Тамара, отчаянно пытаясь заглянуть в это будущее, но не видя в нем ничего, кроме клубящейся зыбкой мути.

– Поехали! – решительно сказал Морозов, нетвердо стоя на ногах от счастья. – Меня ждет машина. Вечером через Арзамас на Москву пойдет специальный поезд, мы должны на него успеть. А завтра уедем в Хабаровск с воинским эшелоном. Бери сына – и вперед.

– Но вещи… – заикнулась было Тамара, но тут же отчаянно махнула рукой. В эту минуту ей наплевать на все на свете вещи, даже на самые дорогие и роскошные, подаренные ей Лозиковым, среди которых, между прочим, были беличья новая шубка, горжетки из чернобурки и соболей, три панбархатных платья и три пары великолепных английских туфель, воистину неисповедимыми путями попавших в Горький в разгар войны!

Она понеслась в дом, поминутно оглядываясь, словно боясь, что Морозов, посланный ей, конечно же, небесами во спасение, вдруг исчезнет, оказавшись обманным видением. Но Морозов не исчезал – он вошел в дом, поднялся вслед за Тамарой по лестнице в спальню – и замер рядом с ней на пороге, увидев Сашу и Женю, которые сидели на кроватях и внимательно смотрели друг на друга, чуть улыбаясь, как будто беседовали о чем-то своем.

Выражение напряженной попытки что-то вспомнить на лице Саши напугало Тамару до потери пульса. Надо было помешать ему во что бы то ни стало!

– Сашенька, смотри, твой папа приехал! – вскричала она. – Сейчас мы быстренько оденемся и уедем с ним далеко-далеко!

– Папа? – Саша изумленно уставился на Морозова. – Ты мой папа? А…

Он запнулся на долю секунды, растянувшуюся для Тамары в мучительный високосный год, во время которого она пережила триста шестьдесят шесть страхов о том, что Сашка сейчас спросит: «А как же папа Витя?» Но он всего лишь спросил:

– А как тебя зовут?

– Меня? Александр Морозов, так же, как и тебя! Мы с тобой оба Сан Санычи! – радостно воскликнул Морозов, похоже, очарованной Сашкой с первого взгляда – как, впрочем, все очаровывались им: все и всегда. – Поедешь со мной и с мамой на Амур, в Хабаровск? Там здорово! Там медведи, тигры…

– А львы? – оживленно вмешалась Женя. – Львы в Хабаровске есть?

– Думаю, что нет, – осторожно ответил Морозов. – Честно говоря, насчет амурской фауны я не большой знаток. Но мы приедем, разберемся во всем тамошнем зверье, – и Сашка тебе напишет, хорошо? В смысле. Мы за него напишем, а тебе мама прочитает наше письмо. Все узнаем, обо всем подробно расскажем… А ты кто такая? Как тебя зовут?

На миг выражение лица Жени стало таким растерянным и жалобным, что сердце Тамары болезненно сжалось, но тут же она собралась с силами и ответила так сухо, как только могла:

– Ее зовут Женя Васильева. Она дочь той самой моей подруги, о которой я только что тебе говорила, помнишь?

Морозов кивнул, вспоминая ее рассказ о погибшей подруге, и спросил:

– А ее кто заберет, родственники?

– У нее никого нет, – бросила Тамара – и схватилась за голову: – Боже мой, надо ведь еще и Женьку куда-то девать! Муж Ольги на фронте погиб. В детдом устраивать – это долгие хлопоты, а нам же надо сегодня уезжать! Еще с моим паспортом в милицию бежать, к домуправу… Я попрошу соседку ее пока у себя подержать, она хорошая, эта тетя Груня, отзывчивая, а потом… Ну, потом она Женьку сама сдаст в детдом, надо только тете Груне денег дать. У тебя деньги есть, Саша? – сбивчиво бормотала она, отводя глаза от взгляда Морозова.

В эту минуту Саша и Женя слезли с кроватей и, подойдя друг к другу, взялись за руки.

– Я тоже поеду, – решительно сказала Женя.

– А я без нее не поеду, – буркнул Саша. – Никуда. И к тиграм не поеду.

– Да что вы тут устроили! – так и взвилась Тамара, решившая ни в коем случае не позволить Саше вспомнить Женьку и ту странную привязанность, которую они питали друг к другу. Родственную, как уверял Егоров… но Тамара не хотела этому верить. – Да зачем она тебе, Сашенька?! Это ведь просто чужая девочка!