В моей руке - гибель - [20]

От спокойного профессионального пессимизма Воронова вдохновенное и решительное Катино настроение как-то вдруг померкло. Дело в том, что престижный журнал „Криминальный дайджест“ заказал ей полосный материал именно о ходе раскрытия этого громкого дела (о нем трубили уже все телевизионные каналы). Кате домой в выходные звонил сам главный редактор журнала. Наконец, и это тоже было немаловажно, за такой репортаж полагался приличный гонорар. А тут на тебе. Грант этот идиотский убит. Сладких убит. Два убийства в одни сутки. Розыск со всей своей секретностью и деловитостью садится в лужу, она со своими полутворческими, полумеркантильными интересами тоже садится в лужу и…

„Интересно, будут ли теперь Никитины орлы столь же ревностно пахать по делу убиенного киллера? — уныло размышляла Катя. — Никита всю эту публику на дух не переносит.

Его тайное кредо всем известно: чем больше и чем скорее они друг дружку перегрохают, тем воздух станет чище, так что… возможно, он теперь просто вид сделает, что они работают по этому убийству, а на самом деле палец о палец не ударят. Кому этот киллер нужен-то? Кто о таком плакать станет?“

Однако пускаться в дальнейшие дилетантские размышления ей не захотелось. А захотелось, причем смертельно, немедленно пообщаться с начальником „убойного“.

Но временило обеденного перерыва еще было много, день только начинался, пришлось ждать. Катя трудолюбиво корпела над очередным „кровавиком“ для „Дорожного патруля“.

Изредка обращалась к компьютеру — надо было уточнить кое-какие данные. Неожиданно забастовала ручка. Стержень кончился. Катя полезла в сумку за запасной и наткнулась на базаровские „блюблокерсы“. Мигом и творческое настроение пропало, и трудолюбие иссякло. Вспомнились ваганьковские похороны, клан и…

В пятницу Кравченко вернулся в половине первого ночи под сильнейшими парами. Катя знала: даже в таком опасном состоянии драгоценный В. А, садится за руль, наплевательски относясь ко всем запретам ГАИ. Сколько раз она с ним из-за этого ругалась! Даже вон выставляла, но…

Наутро в субботу, еще в постели, она попыталась закатить ему скандал насчет „пьянства, разгильдяйства и преступного авантюризма“, но Кравченко сквозь сон лишь томно улыбался ей и зарывался лицом в подушку. За завтраком она делала вид, что дуется на него, а он ел так, что аж за ушами трещало.

Потом ей предстояло выступить в роли верной женушки, собирающей мужа в командировку. Кравченко летел в Австрию всего лишь на две-три недели, а брал с собой жуткое количество вещей. Порой Кате хотелось комом запихать все эти его шмотки в чемодан и, подобно героине незабвенных „Женщин на грани нервного срыва“, шваркнуть его из окна квартиры в мусорный контейнер.

Кравченко, протрезвевший, гладковыбритый, пахнущий туалетной водой, мятной резинкой, жутко подлизывался, беспрестанно путаясь под ногами. Это у него называлось „помогать собираться“. Он мило болтал, а по сути сплетничал про Базаровых и вчерашние посиделки в узком кругу. От него Катя узнала новость: на мальчишнике отсутствовал Иван — младший брат близнецов.

— У них, по-моему, напряженка какая-то в отношениях, — делился Кравченко. — Ну, я особо-то не вникал, но по виду точно. А чего, собственно, им делить? Видела, как живут? У каждого — по тачке, да по какой! Даже у этого шкета то ли „Опель“, то ли „Ауди“, но он, близнецы говорят, что-то трусит, за руль не садится… Дядя Володя никого из сынков не обидел. При таких деньгах это, правда, нетрудно.

Тут Катя выслушала подробнейшую справку о том, что после слияния таких нефтяных гигантов, как „Юкос“ и „Сибнефть“, компания, в совет директоров которой входил Владимир Базаров, „Нефть и газ России“ окончательно вышла из-под опеки „Юкоса“ и теперь самостоятельно конкурирует со слившимися гигантами и с „лукойлом“, и даже с… В подобных делах Катя ничего толком не понимала, а посему пропустила весь пространный комментарий мимо ушей. Конечно, спора нет, Базаров — человек с большими деньгами. И отец его тоже был не бедный, этот покойный патриарх отечественного кино, и братец зеркало европейского постмодернизма в кинематографе, а вот сыновья…

— В бизнесе при отце один только Димон кружится, — дальше делился Кравченко. — На пользу ему ваш юрфак пошел. Башка у него светлая: где-то в юридическом отделе фирмы дела делает. И зарплата — дай бог. Это папаша в совете директоров давит, чтобы компаньоны для его сынка не жадничали, двигали его карьеру. А вот Степа окончательно с правоведением расстался. Знаешь, какой у него талант открылся? Я вчера узнал — чуть не упал.

— Какой? — Катя спрашивала машинально: складывала в спортивную сумку Вадькину обувь.

— Педагогический. — Кравченко хмыкнул. — А предмет, знаешь, какой он себе избрал? Ни много ни мало — жизнь и смерть.

— Как это?

— Любитель он, профан, а туда же… С Серегой нашим они одного поля ягоды. Идеалисты. Экспериментаторы.

— Как это? Я не понимаю.

— Ну ты знаешь, где мы с ним накоротке сошлись. — Катя прежде слыхала от Кравченко, что особо сблизился он со Степаном Базаровым на так называемых гладиаторских игрищах.

Кравченко иногда по профессиональной необходимости, а порой просто из любви к искусству посещал состязания по так называемому русскому бою: организовывал проведение занятий и спецсеминаров для сотрудников своей службы безопасности. Именно на этой „педагогической“ почве он и сблизился с Базаровым, который некоторое время был продюсером и устроителем „гладиаторских боев“. Катя не знала точно, как именно называется у этих чокнутых единоборцев тот, кто организует и финансирует этот безобразный мордобой, да и знать не хотела.