В мире хищных зверей - [8]

- Из чего ты исходил, строя столь мрачные предположения?

- Да, Боже ж ты мой, посмотри на эти суррогаты современного искусства, на эрзац науки - людьми овладел ужас, люди теряют рассудок в поисках последнего оригинального.

Тут опять вскочил громогласный Купец - его, очевидно, несло по инерции:

- Что за ахинею вы тащите, господа...

Атмосфера накалялась. И вдруг с гордостью невозмутимое:

- Дышите глубже, мы в глубокой клоаке!

Многим - как назойливая оса к варенью, но некоторые так и покатились со смеху. Ох уж этот Бугуй. Ну да ладно, прослезились. Продолжил разговор Найла.

- А мне кажется, будет совсем наоборот, - сказал он. - Люди превратятся в богов, владеющих всем на свете. И эти боги познают совершенство, идеальность, фантастическую красоту мира фантазий. Тогда они скажут: зачем нам нужен космос и прочее, когда здесь настолько интересно и о-о-о... такое! И тогда, - осторожно сказал он, - люди погрузятся в глубоко разветвленную сеть виртуального мира - и обретут здесь полноценную жизнь. То есть, объясню какой мыслью я сейчас захвачен. Изначально, очень давно, у людей существовала гармония духовного и чувственного на примитивном уровне. Затем первая неудовлетворенность, примат духа, царствие веры. Потом маятник качнулся в противоположную сторону, к расцвету сенсорного. А дальше, я полагаю, произойдет вторичный взлет духовной стороны человеческого мира - через сверхреальность. И уж только потом - снова гармония без дисбаланса, только на более высоком уровне. Таким будет один период. Потом новый круг и так без конца...

Возвращались поздно ночью. Злобно лаяли своры цепных псов.

Глава третья

Встали рано. Тайга дышала полумраком и тишиной, выдыхала кислый запах росы и свежести; птицы еще не пели; по небу тянулась мудрая и могучая лиловая пелена. Немного погодя, как и договаривались, привалил Поэт, груженый туго набитым рюкзаком.

- А, з-зайцы-кролики, - радостно вскричал, разуваясь у входа, он, Сонное царство! А враг-то не дремлет!

Но это он так здоровался. Конечно же, никто уже давно не спал. Землис ловко и, чисто по-мужски, грубовато накрывал завтрак - шмат сала, сковородка картохи, лук, и еще почти столько же, сколько было на столе, уложил в заплечный мешок Егора.

- Будь добр, Поэт, нарежь хлеб и садимся за стол. Егор, там на трельяже лежит, я набросал, схемка леса и как вам идти через лес.

Егор принес ее и задумчиво спросил что означают эти непонятные метки, вот я вижу Слободку и Город - они подписаны. Вот это, по-видимому, граница тайги, а что означают остальные значки? Хе, ответил лесник, на словах, пожалуй, трудновато будет объяснить. Знаешь что, на местности вы точно все сообразите, гарантирую. Этими значками я изобразил самые присущие, самые бросающиеся в глаза отличия разных зон тайги друг от друга.

- Я знаю, Егорчик, положитесь на меня, - похвастался Поэт. - Для человека, я считаю, нет нерешаемых проблем, и вообще, зачем строить искусственные сложности? Ведь куда-нибудь да выйдем.

- А все же, Егор, возьмите схемку с собой, - сказал Землис и Егор засунул ее в карман.

Потом они дружно сели и основательно поели, рассчитывая на долгий день пути.

- Вы вдвоем представляете собой какой-то нехороший ходячий симптом, высказал свое возмущение Землис. - Отсюда еще никто не уходил, понимаешь, а тут сразу двое. Не нравится мне это. Вы хоть объясните - зачем вам Город?

- Я уже объяснял, - весело сообщил Поэт. - Я попытался пожить в мире где живет большинство, но потерпел неудачу. Что ж, попытаюсь и второй раз - вдруг получится, а то ведь я никогда не поверю, что право меньшинство.

- Что касается меня, - сказал Егор и задумался - а что же ему в конце концов надо... Обрести себя - вот что нам всем надо. - В общих чертах я понял что такое Дубравная Слободка, а теперь желаю узнать что такое Светлоярск. И потом сравнить.

- Что ж, сугубо личное дело. Но постой, - вдруг виновато вспомнил лесник, - у Поэта, я знаю, есть квартира, а у тебя значит ничего нет, раз не помнишь. Отсутствие крова в суровом обществе есть стопроцентное обречение. Так что давай я напишу рекомендательное письмо к одному замечательному человеку, первое время поживешь у него.

Он быстро набросал записку какому-то Минилаю и Егор ее тоже спрятал в карман. Теперь их с Поэтом больше ничто не удерживало. Они поднялись.

- Ну, с Богом, ребята, - напутствовал хозяин и они, натянув высокие ботфорты, закинув на плечи рюкзаки, опустив на лицо москитные сетки, вышли из избы.

На всем главенствовала роса. По худосочной тропке с нависающими ветками кустарников, при нечаянном задевании которых обрушивались бурные потоки мокрот, и с рослой травой по краям они углубились в непроходимую чащу. Первым шагал Поэт, продирая путь, раздвигая руками тоннель, а Егор едва успевал отбиваться от хлеставших после него веток.

Поэт этот любил жизнь. Да так любил - с охотой, пылко, как еще любят собаки, как любят ее жизнестойкие и вечно молодцеватые любители странствий в обществе легких на подъем, маститых на язык друзей, как любит жизнь солнце, в ясный апрельский день импульсивно попирающее богомерзкие лужи. Без любви к ней жизнь чахнет, говаривал Поэт и улыбался блаженной улыбкой сытого младенца, действительно и изо-всех сил стараясь невинно созерцать мир. Что-то у него произошло такое однажды, какой-то перелом или озарение, после чего Поэт навсегда решил, что ничему на свете не поколебать теперь его уверенности в превосходящей ценности оптимизма, и он следовал этому, и он шутя пренебрегал всеми невзгодами, которые, словно испытывая, превеликой тьмой тем выпали на его издубленную шкуру...