В мире фантастики и приключений. Выпуск 7. Тайна всех тайн - [29]
Но мы-то ведь — молоды были, ах, как молоды! А молодость — она как порох: она не нуждается в кислороде для горения; она содержит свой кислород в себе и несет его с собой везде и всюду. Мне кажется, в пещерах палеолита, и там, наверное, росли юнцы, которым их закопченные жиром своды казались миром радости, счастья, надежд… Хотя от этого они чище и выше не становились, своды…
Ну, что ж? Вернемся к нашим барашкам, как говорится… Где же ваша зачетка, милая барышня? Вот теперь я ее вам с удовольствием подпишу… Видите: даже «отлично»! О чем о чем, но уж о закиси азота вы теперь знаете больше любого химика мира. И думаю, не станете спорить: есть-таки в ней кое-какой интерес!
Людмила Берг до зачета и после зачета — это две разные девицы. Агнец и козлище!
— Ах, так ведь это когда к ней еще икс-два присоединены! — осмелев, тявкнула она.
— Оптиме!..[12] Но вот что заметьте: в каждой частице мира, в каждом его явлении обязательно свой икс сидит. Нужно только суметь его обнаружить… Что ж, Сергей Игнатьевич, ничего не поделаешь, — пора отпустить наших гостей. Думаю, тебе это, как сопроматчику, ясно: как бы предел прочности не превзойти!
Все встали, мило попрощались. Двое стариков любезно вышли с молодыми в прихожую. И вот тут, уже у двери на лестницу, Людочка не выдержала вторично:
— А я… Нет, вы как хотите, Павел Николаевич, а я — спрошу!.. Потому что я не могу так… Лизаветочка-то как же? С Лизаветочкой-то что же теперь?
И тут член-корреспондент Коробов, автор множества замечательных трудов, лауреат нескольких Государственных премий, покорно склонил свою седую, очень академическую, очень благообразную, но повинную голову…
Он стаял как раз в проеме двери, открытой во вторую, соседнюю комнату. Там был виден большой черный рояль, накрытая аккуратным и красивым чехлом арфа за ним, и за арфой — второй большой портрет той же красивой женщины, что и там, в кабинете. Стоял, смотрел мимо всего этого и молчал.
— Ах, милая барышня, милая барышня! — проговорил он наконец как бы с усилием. — Понимаю вас. И стыжусь. Как человек стыжусь, как сын своего времени… В самом деле: где она, Лизаветочка? Что с ней теперь? Не знаю. Ничего не знаю. Не могу вам сдать этого зачета… Увы!
1947–1967
Ленинград
Георгий Мартынов
КТО ЖЕ ОН?
Глава первая
Под ногами монотонно скрипел снег…
Отряд, вернее то, что осталось от отряда, растянулся длинной цепочкой. Люди идут по-партизански, в затылок друг другу, стараясь по привычке ступать след в след, хотя сейчас, в том положении, в котором они находятся, это и не имеет никакого значения. Три четверти цепочки составляют носилки с ранеными. Но настоящих носилок мало, в большинстве — просто две палки или две винтовки, накрытые плащ-палатками, а то и шинелями, снятыми с тех, кто перестал в них нуждаться.
Убитых пришлось оставить на месте боя, там, откуда всё еще доносились до напряженного слуха Нестерова короткие пулеметные очереди.
«Что-то уж слишком долго», — думал Нестеров.
Изредка глухо рвались ручные гранаты. Нестеров насчитал пять таких разрывов. Значит, в распоряжении Михайлова остались две, последние.
«Пора ему отходить, давно пора!»
По расчету Нестерова, отряд оторвался от карателей, оставив позади непроходимое болото, не замерзающее даже в суровые зимы. А в этом году зима выдалась мягкой. Но зная тайных троп, перейти болото немыслимо. Можно было считать, что раненые уже вне опасности.
Нестеров подумал именно о раненых, а не вообще об отряде. Как боевая единица он временно прекратил свое существование. В живых осталось не более ста человек, из которых семьдесят ранены. Тех, кто был ранен тяжело, несли их товарищи, мужественно, не обращая внимания на собственные раны. Здоровые, человек двадцать или двадцать пять, вынуждены идти позади, чтобы преградить путь преследователям, если те всё же найдут какую-то обходную дорогу и сумеют миновать болото.
Арьергардом остался командовать комиссар отряда Александр Лозовой. Нестерову пришлось согласиться с этим, а самому идти впереди, указывая дорогу к месту расположения соседнего отряда Доценко, которую знал он один. Только там можно было связаться по радио с «Большой землей» и попытаться вызвать самолет для эвакуации тяжелораненых. Радист Нестерова погиб, разорванный вместе с рацией снарядом. Но до отряда Доценко никак не меньше сорока километров.
Нестеров не мог знать, являлась ли сегодняшняя акция немцев местным эпизодом или это широко задуманная операция по уничтожению всех партизанских отрядов, базирующихся в этом районе.
Если верно последнее, то Доценко также вел сегодня бой. А его отряд вдвое слабее нестеровского.
«Тогда, — думал командир, — раненые погибли. Больше неоткуда ждать помощи».
Два других отряда — Кускова и Добронравова — находились далеко, и дойти до них с ранеными нечего было и думать.
Эта гнетущая мысль неотступно преследовала Нестерова, заглушая другую — об оставшемся на месте боя человеке, пулемет которого всё еще работал, хотя прошло уже двадцать две минуты и по всем законам боя он должен был давно смолкнуть.
Пулемет работал…
В сухом воздухе, казалось совсем близко, с почти правильными паузами раздавался его «голос». Глухо треснула еще одна граната.
