В месяц август, на Медовый Спас - [2]

Поутру еще баба Настя и баба Марья вышли во двор, Настя сняла просохшую одежонку с веревки, занесла ее в дом. И уселись старушки на заветную свою завалинку перед домом: и не жарко еще, и воздух свежий да чистый и настоянный ароматами недалекой луговины. По привычке глянув на дорогу, баба Настя проговорила этак раздумчиво все о той же навязчивой за последнее время теме о переезде:

- Ну, как уезжать от экой-то красоты, а чисто-то как! Жаль, что травы не косят, но ведь и то сказать - красота! Прямо - курорт!

- Ты бы, Настя, рамушкой какой (тряпкой) окна бы что ли протерла, а может, и впрямь, придет Нюра, хоть твердо и не обещалась. Сердце у меня чтой-то знобится, не по себе как-то.

- Ну, так и пойдем что ли в избу, я и протру окна, а ты полежишь чуток, сердце и разработается.

Старушки поднялись, было, слегка покряхтывая от ломоты в старых своих суставах, да баба Настя, что попроворнее да поострей глазами была, разглядела движущуюся по дороге черную, издали видно, что сверкающую машину.

-Едет чья-то машина, но это навряд к нам с тобой. Пойдем и вправду в избу, как-то и мне не по себе. Кто на таких-то машинах ездиет, тот и без нас обойдется, поди.

И старушки неспешно ушли в избу по поскрипывающим от старости тоже ступенькам крылечка. Марьюшка и крючок на входной двери набросила для верности да от беды какой. Войдя в горницу, Настя задернула было старенькую темную занавесочку на подслеповатом оконце, да раздумала и вновь открыла оконце: любопытство победило в ней некоторый страх. Баба Настя уселась подальше от окна, чтобы и видно было дворик с недалеким озером, да чтобы и ее нельзя было в оконце разглядеть со стороны улицы, а баба Марья улеглась на лежанку и тут же задремала.

***

В салоне сверкавшего черным лаком "Мерседеса" было трое молодых еще людей. За рулем сидел здоровенный мордатый детина с волосатой грудью, видневшейся через распахнутую голубую сорочку, с татуировками на пальцах рук в виде перстней. В небольших глазах его, смотрящих из-под скошенного мощного лба, таилась угроза, даже если обладатель этих глаз весело улыбался. Двое других были также крепкие парни, но заметно, что хозяин у этих парней - тот, что за рулем, это было видно по непоказному легкому заискиванию и подхохатыванию этих двоих при удачно-отпущенных остротах водителя машины. Поездка в эту захолустную деревеньку была неслучайной - они подыскивали для владельца машины место для загородного дома. А места здесь , судя по всему, были знатные, красивые были места. И это озеро с прозрачной ключевой водой, и сказочный лес как нельзя лучше подходили для виллы. Машина подъехала к крайней избенке, свернула к берегу озера и остановилась. До избенки и было всего ничего метров десять. Прекрасное озеро, почти идеально круглой формы, манило своей чистотой.

-Да, здесь и построим, - проговорил хозяин. Он был очарован и красотой озера, и зеленью недалекого бора. -Здесь будем строить,- повторил он.- Вилла из красного итальянского кирпича, баня с сауной и бассейном, к озеру надо будет проложить сходни с перилами, через ручей - мостик.

Распоряжения были четкими, и помощники старательно записывали их в свои блокнотики. Взгляд волосатого татуированного детины мрачно остановился на крайней и ближней к озеру избе, она мешала осуществлению его замыслов.

-Развалюху эту убрать надо, можно бы и сейчас. А если сжечь? Печеную картошку давно не ел?- он повернулся к одному из своих собеседников.-Так испеки!

-А она пуста, изба эта?

-Да кому нужна эта развалина?

Помощник осклабился и взялся за исполнение поручения своего хозяина. Подергал дверь, заглянул в маленькое оконце и, никого в избе не увидев, он облил из принесенной по этому случаю канистры с бензином крыльцо и входную дверь и, чиркнув спичкой, бросил последнюю в лужу бензина, разлившегося у крылечка; пламя жарко вспыхнуло и мигом охватило и крыльцо и стены избы. Сухие почерневшие бревна горели, как порох, без дыма и треска.

***

Баба Настя сидела на стульчике, не видимая мужчинами, и с ужасом, не мигая, почти бессмысленно смотрела на то, что делается во дворе у их избенки. Ноги ее ослабли, и она не в силах была сдвинуться с места, хотела позвать задремавшую Марью, но язык ее словно прилип к небу. Наконец, она, сначала невразумительно что-то промычав, а потом ясно и отчетливо, но негромко, позвала Марью:

-Маша, горим ведь мы, жгут нас.

Баба Марья поднялась, глянула в оконце( а пламя уж полыхало по стенам), потянула за собой Настю, но та, как каменная, сидела на своем стуле, не в силах сдвинуться. Тогда и Марья, видя бесплодность своих усилий, беспомощно опустилась рядом со стулом у ног своей подруги и безропотно подчинилась своей судьбе. Жар все сильнее охватывал избу, дышать становилось невмоготу, старушки задыхались. И Настя, прижавшись вдруг к подруге своей, заговорила с придыханьем:

- Ты прости меня, Машенька, ждала я Ивана-то, замуж за другого не выходила из зависти, думала, а как, если я выйду, а Иван явится, так на тебе и женится.- Она прижалась к головушке своей старой подруги и заплакала горько.

***

Изба догорала споро, в полчаса и догорела, оставив от себя после пожара только небольшую кучу жарко раскаленных головней. Но никто из молодых мужчин, стоявших на берегу озера, на эти головни внимания уже и не обращал. Посовещавшись еще напоследок, они уселись в машину и отправились в обратный путь. Машина ходко, слегка урча, двигалась к селу Ильинскому, скоро выбралась на асфальтированное шоссе, а по широкой черной ленте его - к прелестям шумной и веселой городской жизни.