В людских и лесных дебрях - [92]

— Да, господин! — ответил паренек звучным голосом. — Но я делаю это с радостью, так как я теперь твоя «ханум» — первая жена.

Я вздрогнул, услышав это: сразу представил отчаяние моей матери при виде моей «первой жены», и язвительные мины коллег. Моё положение было очень глупым, я чувствовал, что отговориться от «ханум» удастся мне с большим трудом, чем от верблюда.

Я прибегнул к совету профессора, который очень легко отнёсся к моему новому приключению, и вызвал Сулимана на беседу.

— Что значит слова паренька? — спросил я его суровым голосом.

— Какого паренька? — ответил он вопросом на вопрос, поведя плечами. — Это Биби-Айне, моя младшая сестра. Я велел ей быть твоей ханум, кунак, так как дарю ее тебе, как подарил бы тебе верблюда, коня или пса. Биби-Айне с тех пор твоя невольница, вещь. Ей тринадцать лет и она самая красивая среди наших девушек. Бери её и будь счастлив!

Долго и осторожно я пытался уклониться от этого подарка, но Сулиман при упоминании об отказе хватался за нож.

— Это было бы оскорблением и позором для всего народа, кунак! — Кричал он, поблескивая глазами. — Только кровью мы смогли бы это смыть! Кунак, не делай этого! Лучше бери девушку, увези на озеро и выбрось в воду! Ты имеешь право, так как это твоя вещь, но не отказывайся! Не отказывайся, кунак!

Сулиман просил, кланялся и складывал руки, как для молитвы, а «моя жена» в это время украшала цветами упряжь коней, которые должны были везти её владетеля и хозяина, то есть меня!

Я не спал в течение целой ночи, размышляя, что мне делать, и сожалея, что вблизи нет глубокого озера: бросил бы в него Сулимана, а девушку отправил бы домой, дав ей в качества «калыма», или выкупа несколько фунтов карамелек из деревенского магазина!

Но что делать? Что делать?

Эта мысль преследовала меня в течение целого часа исследований на озере Чаны, где мы открыли очень интересное явление. Это соленое озеро, лишенное рыбы, и только северо-западная часть его имеет пресную воду, изобилующую в большом количестве карпами, линями, щукой и окунем.

Чаны находится в зарослях тростников и окружено болотами, где собираются дикие утки, и даже гуси, которые задерживаются здесь во время сезонного перелёта на север. Я ходил очень часто на охоту, и всякий раз моя непрошеная «ханум» срывалась с места, чтобы сопровождать меня. К великому неудовольствию Сулимана и к отчаянию Биби-Айне, я не позволял этого.

Наконец, однажды, она поймала меня, когда я возвращался с охоты, нагруженный утками и, снимая с меня мешок с птицей, своим мелодичным голосом произнесла:

— Мой господин постоянно сердится на Биби?

Я почувствовал, что приближается решительное столкновение, и прямо-таки холодок пробежал по телу!

— Девушка, я не сержусь на тебя, — ответил я, скрывая смех и свое замешательство.

— Я не девушка, поскольку отец и брат отдали меня тебе в «ханум» (жены)! — воскликнула она с гневом.

— Всё-таки ты мне не жена! Моя вера запрещает мне жениться на магометанке, Биби.

— Я твоя собака и невольница, хочу молиться твоему богу, как ты молишься! — сказала она, опуская свои прекрасные глаза.

Биби-Айне завоевала мой первый оборонный форт. От всей души призывал я на помощь кого-то неведомого. Но в степи не было никого, до нашего же лагеря оставалось не менее пяти километров.

Прелестная и обаятельная киргизка шла рядом со мной, а её громкое дыхание и раздувающиеся ноздри свидетельствовали о её негодовании и решимости.

— Ханум спрашивает тебя, мой господин, нравлюсь ли я тебе? Может я не красивая, не ловкая и не сильная? Или мои песни и мои танцы не волнуют твоего сердца, мой господин? Ответь, так как я не знаю этого и плачу по ночам. Смотри, уже почти выплакала все глаза! Особенно этот левый глаз!.. Смотри!

Она поднялась на цыпочки и взглянула в моё лицо своими «выплаканными глазами», особенно тем левым глазом, который блестел как хрусталь и, естественно, совсем не был выплакан.

Я опустил глаза и погладил девочку по волосам.

— Всё хорошо! Твои глаза блестят, как звезды, маленькая Биби! — воскликнул я.

— И! — она хлопнула ладони, бросив мешок на землю. — Это значит, что мои глаза нравятся моему господину?

— Очень! — Выпалил неосторожно я, привыкший говорить женщинам только приятные вещи, особенно, когда они сами настойчиво просят об этом.

— Я такая счастливая! — воскликнула Биби, прыгая, как коза. — Возьмёшь меня с собой в большой город? Буду твоей «ханум»?

Великий Боже! Пророк Магомет! Снова вопросы!.. Я молчал, а «ханум», уже совершенно успокоенная, начала мне рассказывать:

— Отказаться от девушки, которую отдают как «ханум», это значит то же самое, что обречь ее на смерть, так как никто ее больше не возьмет в жены, и она будет вынуждена покончить с собой, спасаясь от насмешек и презрения. У киргизов так заведено от прадедов! Только в том случае позор не упадет на голову несостоявшейся жены, когда мужчина, уйдет, а глаза покинутой девушки не увидят его в минуту, когда конь или возок движется. Тогда девушка расплетает косы и ходит так в течение трех дней, а потом вырывает четыре волоса и бросает их в ту сторону, куда уехал мужчина. Вместе с волосами исчезают и воспоминания о нем, «ханум» становится обычной девушкой и может быть отдана другому.