В любви и на войне - [6]

Прилагался подробный ежедневный маршрут. Стоимость «путешествия вторым классом и отеля второго класса» была тринадцать гиней.

– Но это целое состояние! – воскликнула Руби. – А еще и дополнительные траты… – Девушка быстро подсчитала в уме нужную сумму – она примерно равнялась ее трехмесячной зарплате.

– Не волнуйся, дорогая, мы уже обо всем договорились. – Альберт, казалось, читал ее мысли. – Конечно, мы сами заплатим за тебя и выделим деньги на карманные расходы.

– Я никак не могу…

– Сегодня утром я заходил к твоей матери и поговорил с ней, – продолжил свекор. – Я посчитал правильным сообщить ей, о чем мы собираемся попросить тебя, и хотел ее успокоить во всех отношениях.

На мгновение Руби почувствовала себя преданной. Почему мама не упомянула об этом? Но потом она вспомнила, что пришла сюда сразу после работы и домой не заходила.

– Но я никогда не ездила за границу, тем более в одиночку, – возразила она. – Я не владею французским, или на каком там языке говорят во Фландрии.

Альберт-старший выпрямил спину, откинувшись на спинку кресла, и на его лице появилось строгое, задумчивое выражение.

– Мы понимаем, что просим тебя совершить для нас очень трудное дело, дорогая, – сказал он. – Но ты взрослая, ответственная молодая женщина, к тому же ты будешь в надежных руках. «Томас Кук» – очень уважаемая компания. Ты будешь путешествовать в небольшой группе, и гид будет все время присматривать за тобой.

Она снова оторвалась от брошюры и встретила его взгляд, такой обеспокоенный, почти отчаянный. Только тогда она окончательно поняла, что он говорил совершенно серьезно. Ей вдруг стало не по себе, с трудом верилось в происходящее.

– Я связался с ними, чтобы во всем убедиться лично, – продолжал старик. – Я провожу тебя в Лондон, до вокзала Виктории, чтобы удостовериться, что тебя там встретит их представитель. Тебя там будут кормить, всячески опекать. Дорогая, – он наклонился так близко к Руби, что она почувствовала запах табака в его дыхании. – При иных обстоятельствах мы бы никогда не позволили тебе поехать туда. Ты нам слишком дорога.

– Можно мне подумать об этом несколько дней? – спросила она, с трудом выдавив улыбку. Она поговорит с матерью, убедит ту принять ее сторону, попросит отговорить их от этой безумной идеи.

– Конечно, моя милая, – Альберт встал со стула и взял ее за руку. Он впервые прикоснулся к невестке с того ужасного дня, когда пришла телеграмма, – тогда он обнял ее за плечи, утешая.

Он повернулся к Айви.

– Может, подогреешь чайник, дорогая? – После того как жена вышла из комнаты, он прошептал: – Я бы поехал с тобой, Руби, но ты же знаешь, она слишком слаба, чтобы оставаться одной целую неделю. И она отчаянно ждет каких-то новостей – хоть плохих, хоть хороших. Иначе она просто угаснет.

– Может, я останусь с Айви, а вы поедете вместо меня? – предложила она, с надеждой ожидая, что он на это ответит.

– Разумеется, я тоже это предлагал, но она настаивает, что не сможет обойтись без меня. Очевидно, я единственный, кто ее понимает. – Он запустил пальцы в редеющую шевелюру. Этот невольный жест на секунду выдал его раздражение и крайнюю усталость. Ведь ему приходилось нести тяжелое бремя.

Он доверительно склонился к Руби:

– К тому же мы подумали, дорогая моя девочка, что эта поездка и тебе принесет утешение. Наши друзья утверждают, что это очень уважаемая компания, молодой одинокой женщине ничего не будет угрожать. В их группе было несколько одиноких дам. Они лично представят нас своему гиду, бывшему армейскому майору, весьма достойному, по их словам, человеку.

Руби понимала, что это был эмоциональный шантаж, что ею манипулируют, но была не в силах сопротивляться.

– Ты кажешься такой сильной, и это так много значит для Айви, – продолжал свекор. – Ты ведь понимаешь, правда?

Но она вовсе не чувствовала в себе этой силы. Да, она могла держаться, день за днем выполняя привычные, обыденные действия. Но путешествовать одной в Бельгию? Ходить по полям сражений?

Его карие глаза, так похожие на глаза Берти, смотрели на нее с ласковой мольбой. Она не могла устоять перед этим взглядом и тогда, когда ее муж был жив, а сейчас ей казалось, что, откажись она выполнить просьбу его отца, это будет равносильно оскорблению памяти мужа, отрицанием самого факта его существования. Его родители в некотором роде возлагали на нее свои надежды, и меньше всего на свете она хотела причинить им еще больше страданий.

– Конечно, никто из нас никогда не оправится от случившегося. Но, возможно, если ты сможешь привезти что-то… – Альберт покачал головой, не находя слов. – Какую-то памятную вещь, не знаю… Может, открытку, цветок – что-нибудь! Это может облегчить ее душевную боль. Мы будем тебе очень благодарны.

– Когда это планируется? – спросила Руби. – Я обещала маме съездить куда-нибудь вместе с ней на несколько дней летом. Она хочет поехать к морю, тетя Мэй предложила остановиться в ее пляжном домике.

– Это будет всего неделя, и я подумал, что лучше всего в начале июля, когда море спокойное и переправа будет легкой. Я поговорю с миссис Т.

Она подумала, что нужно высказаться сейчас, до ухода, иначе они подумают, что она уже согласилась. Но именно в этот момент Айви вернулась из кухни с чайником, налила ей чаю и протянула чашку через стол с такой умоляющей улыбкой, что Руби не смогла заставить себя вымолвить хоть слово.