В львиной шкуре. Продолжение - [29]

— Это ты к чему? — удивилась Леве.

— К тому, что водородное топливо тоже экологически чистое и добывается легко. Например, Павел Андреевич производит его из воды путём электролиза.

— Молодец, тётя Глаша! — поддержала Елена Петровна. — Нужно почаще мужчин клевать насчёт этого. Смотришь, и придумают что-нибудь путное. А то переберёмся в свои особняки, а во дворец, на чём добираться? Что-то кареты, пусть даже золотые, меня не прельщают.

— У нас у каждого есть джип, — напомнила Ольга Гладкова.

— А какие там двигатели, помнишь? Дизельные да бензиновые!

— Ну, и ладно! Пока придумают что-то путное, я на нём буду ездить.

— Эх! — махнула рукой Елена Петровна.

— И булочников у Артёма Николаевича тоже заберу!..

Глава 5. Планы и реальность

Великий Московский князь сидел у себя в светёлке и читал доставленное ему из Двинских земель послание. Его брови то грозно хмурились, то удивлённо взмывали вверх, а над беззвучно шепчущами губами начинали шевелиться усы, вовлекая в это действо густую бороду. В послании сообщалось, что к нему направляется посольство из неведомой страны ЮАР, кое граничит по морю-океану с землями Индии. Сопровождает посольство бывший тверской купец Афанасий Никитин, который семь лет назад с его же (Великого князя) послом Василием Папиным уходил в Ширванские земли (Азербайджан). В результате злоключений, причинённых Никитину басурманами, попал тот в Индию, где познакомился с купцами из ЮАР и оказал им помощь немалую. Проведал о сём император ЮАР и возвеличил Никитина боярским званием и одарил земельными наделами. А ещё император был рад услышать, что живут на Руси люди одной с ним веры. Поэтому собрал он посольство сурьёзное и под руководством одного из ближних своих людей, что величается адмиралом, то есть повелителем морей, отправил в Москву…

А посольство тем временем на единственно оставшемся корабле "Земляк" и сохранившихся шлюпках двинулось вверх по Северной Двине, где, добравшись до Великого Устюга, встало. Наместник Великого Московского князя Пётр Фёдорович Челядин под различными предлогами задерживал продвижение каравана дальше.

— Афанасий, ты ли это?!

Никитин, одетый в синий шёлковый бешмет, поверх которого алела суконная черкеска, увешанная на груди газырями, в серые шаровары, заправленные в берцы, в мохнатую чёрную папаху и накинутый на плечи башлык, стоял у причала. Черкеску опоясывал кожаный ремень, с одной стороны которого был приторочен кривой арабский кинжал, а с другой кобура, с выглядывающей из неё рукоятью фитильного пистолета. Мужчина был поглощён созерцанием трёх молодок, что споро полоскали в реке бельё, перекидываясь при этом задорными шуточками. Вздрогнув от неожиданности, Афанасий повернулся, и радостная улыбка озарила его лицо.

— Василий! Какими судьбами?! — воскликнул он счастливо и принялся обнимать обратившегося к нему человека.

— Да вот, привезли ручной инструмент, полотно цветное и кой-какую посуду, — покончив с объятиями, стал отвечать мужчина. — Взамен покупаем тут соль, мягкую рухлядь (пушнину) и рыбий зуб (моржовый клык). А ты-то как здесь? Тебя и не узнать! Боярин, да и только!

— Боярин и есть. Правда, долгая это история. Пошли что ли в корчму? Посидим, выпьем, вспомним былое…

Уже минут через двадцать мужчины сидели за крепким дубовым столом близлежащей корчмы и, в ожидании заказанных блюд, вели неспешный разговор. За соседним столиком расположилась охрана Афанасия в количестве пяти человек. Василий, не переставая слушать своего давнего друга, время от времени бросал на них любопытные взгляды, впрочем, как и другие посетители заведения.

— … вот так я и оказался в Индии, — говорил Никитин. — А ты, значит, благополучно вернулся в Тверь?

— Да. Повезло мне к арабскому торговому каравану пристать. У них толмач по дороге умер, а тут я кстати подвернулся. Кой чего удалось заработать, так что с основными долгами, по приезду в Тверь, рассчитался. Потом ещё сопровождал этот караван пару раз. Вроде дела в гору пошли, да хворь напала. Пока болел, они уже другим толмачом обзавелись. Правда, после этого я их не видел. Ходят слухи — пограбили купцов, а что дальше с ними стало, неизвестно. Теперь вот сюда дорожку протоптал. Оно и спокойней, и внакладе не остаюсь.

— Ну, что же, видно оберегает тебя Господь Бог. А расскажи, Василий, как там моя мать? Как родня? — задал Афанасий, мучавший его вопрос.

— Мать твоя померла четыре года назад. Всё её хозяйство за долги забрали. Остальная родня живёт потихоньку. О тебе не вспоминают. Нету, сгинул… А ты вон боярином стал. Неужто вправду?

— Вправду, — невесело ответил Афанасий и поведал до конца свои приключения.

— Надо же, как тебе свезло! Стало быть, теперь большую торговлю станешь вести?

— Стану, Василий, стану. Так что мне помощники верные понадобятся. Могу я на тебя положиться?

— Конечно, можешь! А что делать-то нужно?

— Ты в Тверь, когда собираешься?

— На днях собираюсь, поспешать надо, а то как бы морозы не ударили. До Покрова меньше трёх седмиц осталось.

— Ясно. Ну, ты как с делами разберёшься, приезжай в Москву и ищи меня там. Если есть надёжные люди, можешь брать их с собой, работа всем найдётся.