В лапах страха - [25]

Юрка сокрушённо вздохнул.

Придётся использовать проверенный способ. Пускай он и вызывает отвращение, — а на счёт того, что будет поутру с мамой, и вовсе лучше не размышлять, — но чего-то другого попросту не остаётся. Жизнь — дороже. И с этим не поспоришь.

Юрка хоть и был мал, но кое-что для себя уже уяснил.

«Наверное, Сверчку просто страшно, вот он и позвал друзей — с ними спокойнее!»

— Хорошо, я так и сделаю, — прошептал Юрка, обращаясь к тёмноте прихожей, и затравленно прислушался к размеренному пощёлкиванию внутри головы — гвалт сию минуту стих.

Глеб, занятый борьбой с собакой, ничего не расслышал. Он присел на корточки рядом с рычащим Умкой и заглянул в треугольные глаза. Пёс взвизгнул, попытался вывернуться, но поняв и оценив беспомощность своего положения, как-то сразу затих и обмяк. Во влажных ноздрях засвистел вдыхаемый воздух, а мясистый хвост выжидательно застучал по полу. Умка лизнул было Глеба в лицо, но тут же догадался, что хозяин вовсе не для того задумывал совершённый манёвр — виновато отвёл глаза, отчего его морда уже больше походила на человеческое лицо, обременённое маской искренней неловкости.

— Ну что, голова два уха, пойдём на ночь устраиваться?

Умка кивнул и, для пущей убедительности, гавкнул два раза на всю квартиру.

— Стоп! А вот этого делать не стоит.

Глеб опасливо оглянулся на дверной проём, ожидая появления жены, а, соответственно, неизбежной инквизиции для себя и для зверя. Однако ничего не произошло: Марина, видимо, была чем-то занята.

— Пошли, а то ещё продолжение радушного приёма последует… Оно нам надо?

Глеб опустил Умку, продолжая удерживать за ошейник. Пёс грустно посмотрел под шкаф, победоносно рыкнул и отдался на милость хозяйской руки, тянущей прочь из комнаты. В темноте, под шкафом на секунду вспыхнули и померкли огоньки «габаритов» игрушечного авто. Злобно захрипели зубчики, празднуя свою победу.

Глеб с неимоверным трудом втащил сопротивляющегося пса на кухню, попутно силясь отыскать в прихожей намордник и поводок. В углу, у «гудящей» раковины, по-прежнему валялась заляпанная рыбьими потрохами газета — место недавнего пиршества оголодавшего гостя, — а под потолком уже начинал неспешно сгущаться благороднейший аромат протухшей органики. Мух видно не было — за окном, как-никак, октябрь, — хотя Глеб ясно осознавал, что это вовсе не аргумент. В голове, сама собой, возникла аналогия: шайка недавних чаек, живущая по соседству, на местной помойке. Адаптация последних к новым условиям обитания прошла настолько успешно, что данное явление просто впечатляло. Ближайший водоём находился от микрорайона бог весть где, однако сей факт ничуть не тревожил пернатых, — им хватало антропогенного ареала обитания, а полёты, охота и гнездование, попросту отошли на второй план, как что-то рудиментарное, отрафировавшееся за ненадобностью.

Так что и «модифицированные» мухи утром будут: поналезут из вентиляционной шахты, из-за оконных рам, наконец, из «трубящего» на всю квартиру водослива.

— Маринка, наверное, забыла убрать, — предположил Глеб, отпуская собаку и брезгливо склоняясь над липким клочком бумаги. — Ну и гадость.

Оказавшись на свободе, Умка невинно отошёл прочь.

— Думаешь, мне это доставляет удовольствие? — Глеб аккуратно, оперируя лишь кончиками пальцев, подцепил газету и, стараясь не растерять объедки, поскорее засунул липкий куль в мусорное ведро. — Лишь бы не забыть завтра с утра снести всё это добро на помойку.

Словно вторя словам человека, протяжно захрипел смеситель, и его булькающий, утробный вой понёсся вниз по змеевидным лабиринтам канализационных труб, злобно постукивая по буксам кранов и сотрясая водоотводные коммуникации.

Глеб вздрогнул, тут же почувствовал, как живот присоединяется к этой заунывной какофонии. Почему-то захотелось подойти к раковине и заглянуть в чёрное отверстие… Глеб не стал этого делать; лишь нерешительно почесал шлепанцем правой ноги левую голень, словно одно это движение должно водрузить на капитанский мостик утерянную было уверенность. Правая рука непроизвольно дёрнулась к подбородку — от пальцев нестерпимо несло рыбой.

— И всё-таки, мне кажется, что она специально не стала убирать.

Умка согласился и быстренько улёгся у батареи. Дом ещё не отапливался, однако пса не покидала уверенность, что данное место располагает к себе уже сейчас, так что просто глупо его игнорировать. Умка уложил голову на вытянутые перед собой лапы и как мог добродушно уставился на хозяина, точно вопрошая: «Ну зачем этот намордник? Я и без него себя прекрасно чувствую!»

Умка был собакой, а потому просто не понимал, что эта гадкая штука оставалась нужной вовсе не ему. Она была залогом безопасного существования для остальных двуногих обитателей квартиры, что дышали по соседству. Не будь «штуки» — они бы дышали иначе. Они бы совсем не дышали, страшась выдать место своего пребывания. Однако столь красноречивое умозаключение оставалось попросту недоступным для чёрно-белого восприятия Умки. Он оставался собакой и по-прежнему не понимал одного: почему эта самая «штука» постоянно оказывается застёгнутой именно на его голове.