В лабиринте "Ведьм" - [169]

— А ты, парень, что так со мной разговариваешь? — он старался говорить, как можно любезнее, но получалось наоборот, — Тебя не учили, что ты — видишь ровно столько, сколько хочешь видеть? И если перед тобой стоит батюшка, то это вовсе не значит, что он тебя поломать не сможет.

— Послушай, БАТЮШКА, — как можно надменнее ответил помдеж, — Забирай своего БОМЖару и вали отсюда!

— Вот как? — приподняв от изумления бровь, продолжал разговор Аббат, незаметно разминая запястья, — Интересно, что же можно было написать на его могиле? Судя по тому, что я слышу, это звучало бы примерно так: „Здесь лежит бывший офицер Военной Разведки, герой Чеченской компании, Кавалер ордена мужества, Кирилл Тяжин, заморенный голодом в пункте для бездомных“. Так должно быть написано?

Старлей даже не заметил, как Александр подошёл к нему на расстояние броска. Он понял это, когда батюшка взял его за плечо. Да так крепко, что старлею стало больно, и он попытался вывернуться. Не тут-то было. Большой палец Аббата сместился в район ключицы и нажал на неё. Очень действенный „болевой“.

Старлей взвыл, схватился за руку Аббата и, вдруг, сделал сальто вперёд и шмякнулся на бетонные плиты плаца, брюхом и мордой. Батюшка владел приёмами борьбы, доселе старлею неизвестной.

А Аббат, ухмыльнулся старлею, отряхнул с рясы пыль, которую тот поднял при приземлении и изрёк фразу, ставшую впоследствии, крылатой:

— Да… Мозг может забыть. Тело — никогда… — подумал ещё секунду и добавил, — Открывай ворота, парень…

* * *

Такую редкостную гадость Китяж пил впервые в жизни. Нет, парень он был привычный, а в последнее время ему доводилось пить такое, от упоминания чего многих просто стошнит. Но сейчас… Во-первых, его организм отвык от горячего. А это был не просто горячий, это был обжигающий напиток. Во-вторых, в этом напитке были смеси самых различных трав, кореньев, шишек и прочей растительности.

— Фу… — выдохнул он.

— Не „фу“, Кирилл. Это то, в каком состоянии я тебя нашел — „фу“. А этот отвар тебя за две недели на ноги поставит. Печень в порядок приведёт… — Аббат снова поднёс пиалу к губам Кирилла, — Ты, пей, пей… Глотай, помаленьку… Печень у тебя — никуда. Ты бы себя в зеркало видел. У тебя морда — как у индейца… Глаза раскосые… Ты сколько пил?

— А какое сегодня число? — еле слышно спросил его Китяж.

— Ты лучше спроси, какой год и месяц, — усмехнулся Аббат, — Короче, полежишь пока у меня. Через пару недель, будем думать, что с тобой делать. И в баньку бы тебе сгонять, а то от тебя так воняет… Я пока истоплю, ты — отдыхай, дружище.

Саня ещё раз дал ему глотнуть из пиалы, поставил её рядом с деревянным топчаном, застеленным шкурой огромного медведя, на котором лежал Китяж, и, перекрестившись, вышел во двор.

Китяж проводил его взглядом, хотел было перевернуться на бок, но сил у него не было. Так он и заснул…

* * *

Сам он идти не мог, поэтому Аббат взял его на руки и перенёс в баню. В предбаннике стояли весы, на которые он встал. Затем он занёс Кирилла в парилку, раздел, а сам снова встал на весы, покачал головой, разделся и зашёл следом.

— Так какой месяц? — тихим, сиплым голосом спросил Китяж

— Август, Саныч. Седьмого года.

— Нет… — выдохнул Китяж, — не может…

— Может, Кир… Может. Как и то, что ты весишь пятьдесят два кило. А если тебя отмыть, то и все пятьдесят… — Аббат достал из берёзовой кадушки веник и положил Тяжину под нос, — Подыши-ка пока. А я твои вещи в топку брошу.

— Не надо, — Китяж сопротивлялся из последних сил.

— Надо, Федя. Надо. — процитировал известного киногероя Саша, — Ты — меньше говори, а больше слушай, — он сгрёб в охапку кучу безбожно воняющего тряпья и вышел из парилки. А Китяж остался лежать, уткнувшись носом в веник.

Он лежал и считал. Считал и вспоминал. „Октябрь, Ноябрь, Декабрь, Январь, Февраль… Сбился… Короче, без малого — год. Год я пил… Когда вышел, решил поехать за машиной… Не доехал. Взял пузырь…“ — от мысли о пузыре, к горлу подкатился тошнотный ком, но он себя сдержал, — „Пил, на скамейке в „Автово“. Потом, пришли какие-то синяки. Взяли ещё… Потом ещё… ещё… ещё… Как? Что произошло? Ведь я не алкоголик… Нормальный, адекватный человек.“

„Ну, да, — усмехнулся какой-то далёкий голос в голове, — Не алкоголик. Почти год пил и вдруг, не алкоголик.“

— Допился, — расстроено выдохнул Китяж и уткнулся в веник.

— Не спать, разведка! — довольно произнёс Аббат, заходя в парилку, — Давай-ка я парку поддам. Тебе сейчас откисать нужно. А то с тебя грязи кусок отвалится — пол мне проломит.

— Я…

— Ты, молчи и слушай, — бывший прапорщик капнул в кадушку с водой какого-то масла, почерпнул алюминиевым ковшиком студёной, колодезной воды и кинул её на раскалённые камни. Ледяная вода, со свистом, мгновенно испарилась, обдав ломящим жаром плечи и спину Китяжу, — Держись, разведка. Будет жарко, — он надел на голову войлочную шапку, такие же войлочные рукавицы, взял из кадушки ещё один веник и перекрестил им Китяжа, — Кир, а ты вообще, крещёный?

— Да, вроде, — неуверенно прошептал Кирилл.

— А в церкви давно был?

Тяжин ничего не ответил. Только кивнул.

— Плохо, Кирилл Александрович, — Аббат, на секунду задумался, — Вообще-то, перекрестить человека заново нельзя… Но я тебя перекрещу… — голос Аббата стал вдруг каким-то не таким, как раньше. Сила в нём появилась, лютая, — Водой и жаром неистовым. Выдержишь — ни одна зараза тебя не возьмёт. Ни одна пуля не пробьёт. А если и пробьёт, то такая защита за тобой встанет, что друзья удивятся, а враги испугаются. Не выдержишь?! Рухнешь от первой простуды. От первого насморка сляжешь. Готов???