В лабиринте "Ведьм" - [122]

— Знамо где, — снова шмыгнула носом барышня и показала наверх, — Сталкер он у меня. Последний раз из рейда пришёл, так кровью его тошнило. Сегодня обещал, что последний раз пойдёт, — она тут же ударила себя по губам, — Простите, не последний. Крайний.

— Ну, крайний, так крайний, — пожал плечами мужчина в костюме, — а браслетик, небось, сверху хабаром принесён?

— Браслет этот он мне на свадьбу подарил…

— И что хочешь за него?

— Мне бы хлебушка, Кирюшке… Четвертиночку…

Человек в костюме удивлённо поднял бровь. Судя по курсу, данный браслет ценился как два листа газетной бумаги. Он повернулся к одному из военных и махнул ему рукой. Тот подскочил и снял вещмешок. Развязал узел, секунду подумал и начал извлекать совершенно невозможные вещи. А именно: две банки тушёнки, буханку хлеба, пачку чая, огромный, грамм триста, кусок сахара, такой же кусок литого шоколада, пакет макарон и банку сгущёнки.

Девчонка стояла, широко раскрыв глаза, и думала, что же из этого достанется ей.

— Бери, — сухо сказал человек в костюме.

— Что именно? — не поняла юная мама.

— Всё.

— Я… — она замялась, посмотрела на продукты, потом на человека, потом снова на продукты и начала судорожно расстёгивать кофточку, — Я поняла… Я… Я сейчас…

— Стоять! — остановил её человек, — Ты чё это удумала, чертовка?

— Я… Да я всё понимаю… У меня здесь и палаточка недалеко…

— ОТСТАВИТЬ! — сурово ответил человек, — Тебе который год?

— Двадцать мне… почти… — неуверенно ответила она и опустила глаза в пол.

— Ты это оставь… Ты мне в дочери годишься… Почти.

— Почти, не считается, — как-то по-детски сказала она.

— Я сказал, хватит. Это не обсуждается. А я… Я свою жену люблю. Но, торговля — есть торговля. Браслет я забираю.

Она кивнула головой и протянула ему браслет, а он начал нагружать её продуктами.

— Держи крепко сестричка. И малого своего корми и сама ешь. Скоро продуктов будет…

— А как вас зовут? — только и успела шепнуть она.

— А как и сына твоего, — человек махнул рукой солдатам и пошёл дальше, в сторону «Спасской». А по щекам девчонки ручьями текли слёзы. И толи из-за них, толи из-за чего-то другого, но над головой уходящего человека с автоматом почему-то засветился нимб…

— Святой… — только шепнула девочка и перекрестилась…

* * *

Инвалидная коляска ехала по просторной платформе «Садовой». Конечно, не сама. Во-первых, в коляске сидел старик. Лет девяноста, а может и больше. Некогда мощный, сейчас он представлял собой жалкое зрелище. Его било в «Паркинсоне». А во-вторых, коляску катил другой старик. Прескверного вида и запаха. Духан от этой парочки стоял такой, что бывалые сталкеры шарахались от них как испуганные коты. Раньше их здесь не видели. Поэтому граждане сразу позвали дежурного полицейского.

Пузатый прапорщик подошёл к странной парочке и, небрежно приложив руку к непокрытой голове, представился:

— Прапорщик полиции…ов, — невнятно произнёс он, — Кто такие?

— Братья мы, господин прапорщик, — шамкающим ртом прошепелявил тот, что вёз коляску, а второй лишь идиотски захохотал, тряся головой. Похоже он вообще не говорил.

— Откуда и куда следуете? Документы?

— C «Новочеркасской» на «Обводный канал», господин прапорщик, — дед похлопал себя по многочисленным карманам, щёлкнул пальцами и начал выгребать их содержимое прямо на пол. Содержимое добавила «озона» в воздух. Это было всё, что угодно, но только не документы: два презерватива, один из которых явно бывший в употреблении, смятая сигаретная пачка, фотография товарища Сталина, тряпки, гаечный ключ, игрушечный пластиковый револьвер китайского производства, детская соска и огрызок яблока двухнедельной давности.

— Вот они! — наконец, провозгласил говорящий старикан, гордо вскинув правую руку, сжимавшую замызганные паспорта, вверх. В левой руке он крепко держал огрызок яблока, — прошу вас, любезный, — Тут снова идиотски захохотал тот, что был в коляске.

Прапорщик поморщился, и нехотя, но всё же, взял документы.

— Где предписание на перемещение между станциями. Вы же знаете, что по правилам внутреннего распорядка все перемещения по главным тоннелям перегонов запрещены.

— Предписания проштампованы на последней странице, — учтиво напомнил прапорщику старикан, и начал жевать огрызок, — у нас всё в порядке, господин прапорщик.

— Куда следуете? — прапорщик, анализируя, внимательно рассматривал документы. Третья страница. Ламинировано в паспортном столе. Код подразделения… выдан… сроки…, год рождения двадцать второй, — Ваша фамилия?

— Бородович, — не задумываясь ответил старикан, — Граф, Юрий Венедиктович Бородович. Почётный член графской гильдии Санкт-Петербурга. Уроженец Нижних Пупков Самарской губернии. Родился четырнадцатого августа двадцать второго года. Вы не поверите, господин прапорщик, но в день, когда всё это случилось, — он шмыгнул носом, и слеза покатилась по морщинистой щеке, — Я отметил своё девяностолетие. А это, — он кивнул в сторону старого идиота в коляске, — Сам барон Сифонштейн! Последний, чудом спасшийся член совета баронов и баронесс России!

Милиционер слушал весь этот бред, хлопая глазами, а потом резюмировал:

— Каких, на хрен, баронесс! Вы что, дебилы? Я ни хрена не понял, о чём вы говорите! Следуйте на свой «Обводный», раз следуете. Здесь вам задерживаться не советую. Увижу через полчаса — сошлю наверх, на веки вечные… — но идиотский смех сидевшего в коляске старика, не дал ему договорить. Прапорщику только и оставалось ответить на это, — ТЬФУ! — и отойти от странной парочки.