В лабиринтах вечности - [23]

Она протянула руки к ним, к звёздам и…

И её взгляд скользнул по стене соседнего номера, — лишь небольшие кованые перила отделяли её от него, — а на стене темный силуэт. И глаза! Вернее сказать, не глаза, а их белки, — не будь в них отражения мерцающего света звёзд, она бы не заметила…. От неожиданности Настя вздрогнула. Человек поклонился ей и по стеночке, по стеночке скользнул в темноту номера…

…Через секунду ей казалось, что все — видение, сон, и она не может даже его описать, но цепкий пристальный взгляд, это сверлящее любопытство, что осталось неудовлетворенным, и какая-то ядовитость во взгляде обожгли ее ужасом…

За какие-то секунды иногда происходит столько! В эти самые всполохи времени — секунды — умещается и целая жизнь, и восторг, и радость, и смертельный ужас, и осознание, что этот человек здесь не просто так: он что — то высматривает, вынюхивает, замышляет…

Настя бросилась обратно в комнату, запуталась в шторах, судорожно рванула пыльную ткань, оборвала её, ещё больше запуталась ногами, споткнулась и уже, падая, истерически закричала:

— Аня! Аня, там человек!

Аня оглянулась скорее на грохот, чем на истошный Настин крик.

— И…? — потянула она, словно хотела сказать, ну, и что дальше?

Она не удивилась. Падать для Насти — обычное дело. Как и на горной тропке в миллиметре проходить от кобры, и пугаться только после того, как хвост змеи скрывался в расщелине под камнями. Поэтому Аня спокойно сказала, — не кричи! Перебудишь весь отель.

— Аня, там человек! — поднимаясь и убирая с лица выбившиеся волосы, выпалила Настя. — Как ты не понимаешь, там человек!

— Ну и что? Ты же в отеле не одна. Он вышел подышать и полюбоваться ночным Каиром. Что такого-то?

— Он не вышел! Он там был! — немного уняв пыл, продолжала ожесточенно доказывать свое, и ей было ужасно обидно, что подруга так спокойна, когда ей так страшно!

— Он уже там стоял и подслушивал, понимаешь, подслушивал нас!

— Зачем? — недоуменно подняла брови Аня. — Что он мог интересного услышать? — а вспомнив, что они в Каире, добавила, — Настя, он ничего не понял, даже если и внимательно слушал! Он — араб! — и ядовито добавила, — Тебе что жалко? Пусть слушает мелодичность твоей речи! Соловушка ты моя!

Настя на минуточку задумалась, в самом деле, что мог понять араб, зачем ему подслушивать? Нет, что-то я совсем расклеилась.

Она уже было успокоилась, но, вспомнив глаза с жуткими холодными искорками, ее вновь охватил ужас.

— Аня, я не знаю, но всё это странно! Он поклонился мне! Зачем?

— И? — раздраженно попыталась оборвать её Аня.

— …Он так это проделал, как, если бы мы с ним знакомы… (Аня тяжело вздохнула). Знаешь, мне кажется, я уже видела подобные глаза сегодня, но где? В аэропорту? Нет! В музее — нет… Водитель машины, что неслась на меня…, вроде, похож, но тоже нет! — Настя судорожно перебирала всех, кого видела за сегодняшний такой долгий день, — цепкие холодные глаза…, где же я их видела?

— Настя, хватит! Утро вечера мудренее. Завтра тебя осенит, и ты вспомнишь, где видела эти страшные глаза! Или просто поймешь, что он просто подсматривал за такой вот красоткой, — съехидничала Анна. Вид у Насти сейчас был, как у сумасшедшей — волосы растрепались, взгляд безумной, — Ложись! Спи!

Настя только представила, что ей засыпать одной, умоляюще сложила руки, еле сдерживая слезы:

— Анечка, миленькая, я боюсь спать одна! Давай, как в детдоме вместе, а? Пожалуйста! Аня!

— Ну, вот ещё! Жить в шикарном номере и спать в одной кровати…

— Я боюсь! Правда! Даже вон мороз по коже, смотри…

— Ну, ладно, иди, только угомонись уже.

— Антик, ты человек! Всё, молчу. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — буркнула Аня.

Через пару минут они уже крепко спали…

Но долго спать им не пришлось…

Тяжелый шторы держались лишь на паре колечек, и напоминали таинственный невод, через который пробивалась луна. Казалась, что какие-то волшебные рыбаки закинули лунную сеть и ждут сказочного улова.

Улов не заставил себя ждать.

Когда луна уже исчезла, а темная кромка горизонта, стала как розовая кайма и медленно светлела, в эти недолгие минуты предрассветной тишины штору чуть колыхнуло — чуть больше, чем от обычного дуновения ветерка — в номер, крадучись, проник человек. Но он не знал, что занавеси с карнизом держатся на честном слове, поэтому, как только он сделал в комнату первый шаг, он же оказался и последним. Тяжёлый карниз обрушился на таинственного гостя — послышался характерный хруст, как, если бы раскололи спелый арбуз. Яростно грохнув об пол, карниз мгновение еще звенел колокольцами медных колечек, заглушая приглушенный стон. Прошла секунда и всё стихло. И теперь уже тишину комнаты нарушил лишь шепот:

— Что было?

— Упал карниз…

— Сам?

— Нет, дорогая! Это кто-то в него запутался…

— А! — Настя указала на ком на полу, который пошевелился, — Что это?

— Человек!

Человек, выбираясь из ткани, подался назад, вновь запутался в ткани, упал, и, придерживая разбитую голову, чуть ли не ползком выбрался на лоджию.

За окном уже занимался новый день…

Глава шестая Déjà vu

I

Каир. 1985. 5 июля. 9 часов утра

— Куда едем?

Подруги стояли на ступеньках отеля в полном неведенье, и даже отчаянье: что делать? Ответственный за их практику прислал утром записку, что, мол, болен и предлагает молодым ученым самим поработать, а для удобства им предоставляется машина.