В крымском подполье - [110]

Вскоре и к ней пришли гестаповцы, обыскали квартиру, ничего не нашли и ушли.

Люда сорвала с окна занавеску, служившую опознавательным знаком, написала на клочке бумаги: «Ушла на базар», что значило — «был обыск», наклеила записку на двери и вышла на улицу.

Она разыскала «Кошку», «Мотю», Брайера и всех их предупредила.

— Виктор в Севастополе. Как дать ему знать? — спросила она «Кошку».

— А где его там найти?

— Не знаю.

«Кошка» схватился за голову:

— Чорт возьми, что же делать?

— Постарайся пробраться в Севастополь и разыскать его.

— Если будет поезд.

Но в этот день на Севастополь не было ни одного поезда. «Кошка» напрасно проболтался на станции, забыв о том, что ему самому угрожает арест.

Предупредив подпольщиков, Люда зашла к дежурному по станции и со слезами начала упрашивать его связаться с ее мужем, говорила, что ей плохо, начались схватки и она должна родить.

— Передайте ему только два слова: «Жена в больнице».

Эти два слова значили: «Не приезжай, скрывайся».

Немец долго отказывался, ссылаясь на запрещение частных разговоров. Люда не отставала, инсценировала обморок.

Дежурный принялся, звонить в Севастополь, в одно, в другое учреждение, расспрашивая, нет ли там Ефремова, и передавал всем, чтобы он приехал: «Жена в больнице».

В одном месте ему ответили, что Ефремов в Балаклаве, с этим городом телефонной связи нет.

Люда пошла в контору бывшего начальника станции. Там работала надежная женщина — Катя Баженова. Люда предупредила ее:

— Следи за поездами. Как только увидишь Виктора, скажи, чтобы домой не приходил и немедленно скрылся.

Домой Люда вернулась измученная и все ломала голову, что нужно еще сделать. Вдруг вспомнило, что забыла предупредить свою мать. Она бросилась к двери и подалась назад — в квартиру входили гестаповцы. Они снова произвели обыск, арестовали Люду и привезли ее в румынское гестапо.

Через два дня Люду вызвали на допрос.

— С кем вы знакомы? — спросил арестовавший ее офицер. — Среди учителей у вас есть знакомые?

— Я училась в этом городе. Возможно, что и есть. — Люда старалась говорить спокойно.

— А такие, которые бы часто к вам ходили?

— Таких нет.

— А «Мусю» вы знаете?

— Какую «Мусю»?

— А «Николая» и Толю вы знаете?

— Я не знаю, о ком вы спрашиваете. Николаев и Толь много.

Офицер что-то сказал румынскому дежурному, тот вышел. У Люды кружилась голова. Но она старалась владеть собой. Отворилась дверь. В комнату ввели «Николая» и Анатолия Досычева. У Анатолия лицо было в синяках, и он, видимо, еле держался на ногах.

— Она? — спросил офицер у «Николая».

Тот молча кивнул головой.

Офицер повернулся к Люде:

— Что же вы отказываетесь признавать своих друзей?

Люда поняла, что «Николай» предал их. Прямо глядя в лицо «Николаю» и Досычеву, она медлила с ответом, как бы стараясь что-то вспомнить.

— Да, я их как будто видела.

— Где?

— Как-то раз они заходили к нам. Но это было давно, потому я и забыла.

— А зачем они приходили?

— Я не интересовалась. К мужу приходит много людей по делам службы, разве всех узнаешь!

— Вы знаете, кто они?

— Нет, не знаю.

— Тогда я вам скажу, как это было. В октябре месяце они с «Мусей» пришли к вам домой. Они разговаривали с вашим мужем, а вы готовили ужин. Затем «Муся» ушла, а они остались у вас ночевать. Ваш муж познакомил вас и сказал: «Это товарищи из леса». Так это было? — крикнул офицер.

— Не помню, — ответила Люда.

— Это так было? — обратился офицер к «Николаю».

Тот опять молча кивнул.

— Это было так? — злобно процедил офицер, подойдя вплотную к Толе Досычеву.

Тот молчал.

— Я спрашиваю, правильно ли говорит твой приятель? — прикрикнул румын, помахивая плеткой. Анатолий опять промолчал.

— Увести их! — приказал офицер дежурному и подошел к Люде. — Да, это было так, сударыня. Что же вы, и «Мусю» не помните?

— Не знаю такой.

Привели Александру Андреевну Волошинову. Она была в своем плюшевом пальто и черной шапочке. Сильно избитая, в синяках, она стояла прямо, твердо, прикрывая воротником обезображенное лицо.

Увидев Люду, Александра Андреевна чуть качнула головой, давая понять, чтобы Люда не признавалась.

— Вы ее знаете? — спросил у «Муси» офицер. Спокойно взглянув на Люду прищуренными глазами, «Муся» не ответила.

— Я спрашиваю, вы ее знаете?

Александра Андреевна продолжала молчать, даже не взглянув на офицера.

— Уведите ее.

Когда «Муся» скрылась, офицер угрожающе бросил Люде:

— Не будешь сознаваться, сделаем с тобой то же, что и с этой красавицей.

В румынском гестапо Люда просидела недолго. На другой день, 11 марта, ее посадили в закрытую грузовую машину, где уже находились совершенно больной Иван Михайлович, Люся Серойчковская, Вера Гейко и другие арестованные, незнакомые ей. Гестаповцы втолкнули в машину и «Мусю». К ней бросился Иван Михайлович. Люда ужаснулась — левая нога «Муси» опухла, как колода, на правой руке были содраны ногти.

Александра Андреевна, превозмогая боль и пользуясь шумом машины, тихо спросил Люду:

— Виктор арестован?

— Не знаю. Он должен был вчера приехать из Севастополя. Вы что-нибудь говорили о нем?

— Вы видите, как меня изуродовали. Но я им ничего не сказала и не скажу. Все сделал «Николай». Ты не признавайся. На тебя у них нет никаких компрометирующих данных. Иван Михайлович тоже ничего не скажет, а кроме нас никто из арестованных о тебе ничего не знает.