В кругу королев и фавориток - [19]

Маргарите тогда было тридцать лет. Ее и без того вулканический темперамент, кажется, только усилился из-за чрезмерно пряной пищи, которая была в обычае при дворе в Нераке. Внешность молодого красавца привела ее в такое состояние, будто все нутро объяло пламенем, и от этого она потеряла покой.

Видя, что ей очень не по себе, Шанваллон повел себя, как настоящий дворянин: сразу же изнасиловал ее.

На другой день, еще не придя в себя, она написала своей подруге, герцогине д`Юзе, и поделилась с нею впечатлениями от нескольких мгновений, пережитых ею с новым партнером:

«Я получила такое огромное удовольствие, что для описания всего понадобилось бы слишком много времени».

Столько удовольствия, что все в ней до самых глубин перевернулось; столько удовольствия, что впервые в жизни она действительно влюбилась. Преобразившаяся, излучающая счастье, позабывшая всех — Наваррца, Тюренна, даже своего драгоценного братца Франциска, — она жила с одним лишь чувством обожания молодого, элегантного сеньора, которого она, впадая в некоторую экзальтацию, называла «своим прекрасным солнцем», «своим бесподобным ангелом», «своим несравненным чудом природы…».

Эта страсть до такой степени ослепила ее, что она утратила ту последнюю каплю осторожности, которая у нее еще оставалась, и Шанваллону приходилось удовлетворять ее желания и прямо на лестницах, и в шкафах, и в садах, и в полях, и на гумне…

Однажды д`Обинье, который, по своему обыкновению, всюду все вынюхивал, застал ее в Кадильяке, «где она предавалась всяким вольностям» со своим любовником. Обрадованный возможностью сообщить друзьям свеженькую историю, он поспешил предать ее огласке, к великому ужасу Маргариты, которая боялась гнева своего мужа.

К счастью, Генрих Наваррский был в тот момент озабочен совсем иными вещами: герцог Анжуйский влюбился в прекрасную Фоссез, и король очень опасался, как бы малышка, чьи амбиции ему были хорошо известны, не дала себя соблазнить законному наследнику французского престола.

Сделав вид, что ничего не знает про Кадильяк, он явился к жене, без всякого стеснения поделился с нею своими сердечными тревогами и умолил ее поговорить с герцогом Анжуйским.

Маргарита была женщиной широкого ума. В тот же вечер она отправилась к брату, чтобы попросить его оставить в покое любовницу своего мужа.

«Я так его умоляла, — пишет она в своих „Мемуарах“, — обращая внимание на то, в какое трудное положение он меня ставит своим домогательством, что он, для которого мое благополучие было важнее его собственного, подавил свою страсть и никогда больше о ней не заговаривал».

Но, чтобы легче было забыть Фоссез, Франциск решил покинуть Нерак и вернуться к себе. Через несколько дней он уехал и увез с собой верного Шанваллона.

Маргарита, которая не могла предвидеть подобной развязки, едва не сошла с ума. Она заперлась у себя в комнате, чтобы всласть наплакаться и заодно сочинить стансы на отъезд возлюбленного.

Разлука не только не охладила страсть Марго, но, напротив, придала ей еще больший накал. Это подтверждают письма, которые она писала Шанваллону: «Ваш отъезд, наша неожиданная разлука настолько же усилили мою любовь, насколько у слабых натур, сжигаемых вульгарным пламенем, она в подобных обстоятельствах ослабевает. И даже если вам захотелось бы новой любви, не бросайте меня, потому что, поверьте мне, тот час, когда вы мне измените, будет моим последним часом, так что срок моей жизни зависит от вашей воли».

Все ее письма кончаются одинаково: «Вся моя жизнь в вас, мое прекрасное все, моя единственная и совершенная красота. Я целую миллион раз эти прекрасные волосы, мое бесценное и сладостное богатство; я целую миллион раз эти прекрасные и обожаемые уста».

Эти взволнованные, пламенные письма свидетельствуют о том, что королева Марго, так бессовестно оклеветанная некоторыми историками, изображавшими ее вульгарной потаскухой, действовавшей лишь по велению грубой физиологии, по крайней мере однажды в своей жизни сгорала от поистине расиновской страсти.

После отъезда герцога Анжуйского Генрих Наваррский пережил новый медовый месяц с прекрасной Фоссез, которую чуть было не потерял.

И именно тогда в головку маленькой карьеристки закралась малодостойная мысль: ей показалось, что если у нее родится от Наваррца сын, то король разведется с Маргаритой и женится на ней.

Бесконечными ночами она усердно трудилась для достижения этой цели, и однажды утром объявила Беарнцу, что его стараниями она беременна.

Королева Марго, разумеется, сразу догадалась, что их благополучную семейку втроем ждет счастливое прибавление. Ее это нисколько не огорчало, но лишь до того дня, когда она заметила, что приближение материнства самым огорчительным образом изменило характер ее бывшей подопечной.

«Когда она почувствовала, что оказалась в этом положении, — пишет Маргарита, — она совершенно по-другому стала вести себя со мной; вместо прежней свободной манеры поведения в моем присутствии и привычного оказания мне добрых услуг в присутствии короля она стала прятаться от меня и совершать в отношении меня столько же плохого, сколько раньше делала хорошего. Она настолько забрала в руки короля моего мужа, что за короткое время он совершенно переменился. Он сторонился меня, прятался и не находил мое присутствие таким приятным, каким оно для него было на протяжении тех четырех или пяти лет, которые я провела с ним в Гаскони и когда Фоссез вела себя пристойно».