В круге света - [128]
К этому дню и дети, и их родители, и священники напряженно готовились. Дети в обязательном порядке изучали Священное Писание, катехизис, основы своей веры. Сдавали экзамены преподавателям-священникам, а потом шли на свою первую исповедь. Сейчас это официально совершается при всех католических костелах, а тогда, видимо, учебу с детьми должны были проводить родители, а потом уже дети проходили испытание в храмах на право принять таинство миропомазания и впервые причаститься.
Во дворе костела стоял большой деревянный крест. У католиков есть такая традиция – устанавливать поклонные кресты. Они их ставят на въездах в села, на перепутьях дорог и возле церквей. Такие кресты обычно очень просты в устроении, их сбивают из двух прямых, как мачты, стволов и указывают дату установки. Крест освящается, и верующие прикладываются к нему перед службой и после нее. Со временем, когда крест ветшает, его заменяют и ставят новый.
Вот как-то, играя возле костела, наш старший товарищ Эдичка, ему было лет тринадцать, вдруг предложил:
– Пацаны, а давайте крест этот завалим, он уже в земле подгнил, я проверял. Если мы на него хорошенько попрыгаем, то он завалится. Вот будет хохма, придут завтра эти «женихи» с «невестами» на службу, а их крест валяется.
Эдичка знал, что на следующий день у поляков состоится конфирмация и детей поведут в храмы.
Нас было трое, я не помню, как звали второго мальчика, но он тоже горячо поддержал предложение Эдика. Мы тут же побежали к кресту. Первым разбежался Эдик и ударил по кресту ногами изо всех сил, потом побежал второй мальчик и тоже ударил, а потом наступила моя очередь, и я уже приготовился бежать, но посмотрел на крест и не смог. Я ничего не знал о Христе – совершенно. В школе мне говорили, что Его нет и никогда не было, что все эти разговоры о Нем – только обман и пережитки прошлого, но ударить по кресту почему-то не смог.
И даже больше, мне стало как-то неловко, я потерял всякий интерес к происходящему и, словно отдаляясь от всего, зашел в храм. В нем шли последние приготовления к завтрашнему празднику. Маленькие католики проходили проверку знаний по Закону Божию, а потом расходились по кабинкам на исповедь. Я видел, как мои ровесники становились на коленки и что-то горячо говорили священнику, но не на ухо, как это делается у нас, а через деревянную решетку. Мне все было интересно и непонятно. Это сейчас я знаю, что они делали в тот вечер, а тогда для меня это был «темный лес».
Папа говорил мне, своему некрещеному сыну, что мы православные, а католичество не наша вера. И я твердо знал, что это не наша вера, а мы – православные, хотя что это такое, тоже не знал.
А мои друзья в это время все прыгали и прыгали на крест, били и били его, но крест устоял.
Прошло что-то около месяца с того памятного дня, и мы с Эдиком собрались «пострелять болтами». Это сегодняшним мальчишкам нет нужды делать самодельные бомбы. Заходи в любой магазин и набирай себе полные карманы взрывалок и взрывай, пока не оглохнешь или взрослые по шее не надают. А тогда все приходилось делать самим.
Технология забавы была простой. Брались два одинаковых больших болта и такая же гайка. На один болт накручивалась гайка, и в нее нужно было счищать серу со спичек, а потом сера прессовалась вторым болтом. Порой чуть ли не весь коробок мог уйти, зато уж если жахнет, так жахнет, звук такой, будто граната взорвалась.
Мы с Эдиком стали счищать серу. Смотрю, он все чистит и чистит. «Ты чего, – говорю, – так много кладешь? Разорвать может. Дели на два раза». Эдик в ответ смеется: «Не дрейфь, мы с тобой сейчас весь дом переполошим».
Но случилось то, чего я и боялся. Болт нужно было, размахнувшись, или запустить в кирпичную стену, или ударить об асфальт. До стены было далеко, поэтому он бросил его на дорогу, но то ли рука у него сорвалась, то ли болт заскользил, только рвануло рядом с моим товарищем. Грохот действительно удался на славу, аж уши заложило, но зато и болт разорвало. Один из кусков, по одному ему известной траектории, полетел и ударил Эдика в лицо, прямо под глаз. Мальчик упал и потерял сознание.
Я оттащил его в сторону с проезжей части дороги и побежал к нему домой, звать маму.
Недели три Эдик пролежал в больнице с завязанными глазами, а когда повязку сняли, то стало ясно, что видеть он теперь сможет только одним глазом. Правда, по окончании школы он умудрился поступить в какое-то военное училище.
Второй мальчик, время стерло из моей памяти не только его имя, но и внешность, в этом же году, катаясь на велосипеде, попал под машину. Слава Богу, все обошлось, но мальчик долгое время ходил с костылем. Как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю.
Уже много лет спустя, придя в Церковь, я понял, что страдание моих товарищей стало следствием того бесчинства, что творили мы тогда, накануне дня конфирмации. В те годы, понятное дело, все эти события не увязывались у меня в одну логическую цепочку.
После того как я навсегда уехал из города моего детства, только один раз мне повезло снова попасть на праздник конфирмации. И снова были нарядные дети. Девочки, словно маленькие невесты, и мальчики, вышагивающие в своих костюмчиках, подобно юным кавалерам, в сопровождении суетящихся взрослых, спешили в храмы. Город преобразился и расцвел. Как хорошо, что у нас рождаются дети, как хорошо, когда родители наставляют их в христианской вере, как радостно видеть их спешащими в храмы!
