В крови (ЛП) - [73]

Хэзер осознала, что никто из них не произнес ни слова. Но так было правильно. Все, что она должна была сказать Данте в тот момент, она сказала своим телом и губами. И надеялась, что так же сказал и он.

Данте провел пальцами по ее плечу, касания были успокаивающими. Он оставлял нежные поцелуи на ее лбу, глазах и губах, пока она погружалась обратно в сон, насытившаяся и расслабленная, размышляя: «В следующий раз мы все сделаем медленнее. Больше поиграем. И клянусь Богом, я научусь снимать его чертовы штаны».

***

Данте смотрел на спящую Хэзер, голова покоилась на его плече, тело было теплым и уютным, одна нога закинута на него. Он убрал ее волосы с лица, провел пальцами по их мягкой взъерошенной длине. Она пахла сиренью и мускусом, пахла теплом, липкостью и им. А дышала легко, губы немного приоткрылись, ресницы откидывали тени на кожу под глазами.

Внутри было тихо, голоса смолкли, будто объятия Хэзер были таинством тишины, светлой и спокойной. Он поцеловал ее в губы. Вспомнил ее лицо, покрытое ночной тенью, чувство близости, мягкую кожу и напряженные мышцы. Вспомнил ритм сердца.

Шум прекратился, chérie.

Серый предрассветный свет проникал по краям занавески, и он почувствовал, как Сон раскручивается вокруг него, смешиваясь с остатками морфина в организме.

Он попытался вспомнить, что случилось в «Весперсе», но врезался в стену. Жесткую пустую стену. D’accord. По шагам. На сцене в «Весперсе». Поет. Говорит. Дерется с созданиями ночи Сиэтла. Хэзер протискивается сквозь толпу. А потом ничего. Данте вздохнул.

Следующее, что он знал — это то, что проснулся рядом с Хэзер, не зная, где он и сколько прошло времени. Ничего нового, просто незнание или потеря во времени. А еще было тревожно, и он не был уверен почему.

Что-то, что Хэзер говорила ранее? Родригез подал иск о профессиональной некомпетентности против…

Боль, словно раскаленный вертел, пронзила череп. Данте втянул воздух и закрыл глаза. Оранжевый свет оплетал темноту в глазах. Боль исчезла. Сон заскользил по венам, замедлив сердцебиение и погасив жар. Он заставил себя открыть глаза. Попытайся снова. Иск о профессиональной некомпетентности доктора Роберта…

Еще один раскаленный вертел пронзил разум. Этот не исчез. Так, хорошо, к черту. Данте снова схватился за мысль. Боль пронзала его, сильная, резкая и безжалостная. В глазах потемнело.

Данте высвободился из объятий Хэзер и сел, положив голову, которая невыносимо раскалывалась, на согнутые колени. Затем почувствовал вкус крови и, вытерев нос, стал ждал, пока боль стихнет или его кинет в Сон.

Что-то пушистое ударилось о его ногу и мяукнуло, тихо вопрошая. Пальцы

Данте нашли и погладили голову Исчадия, теплая шерстка была мягкой, как шелк. Он с дрожью вдохнул, когда боль постепенно ослабла. Исчадие выгибался под его рукой, крутился и снова выгибался.

Шмыгнув носом, Данте поднял голову и посмотрел на Исчадие. Он провел рукой вдоль всего позвоночника кота. Песнь крутилась в его голове, симфония состояла из касаний по генетическим струнам и закручивания ритма ДНК. Электричество трещало на кончиках пальцев, а голубой отраженный свет танцевал в глазах Исчадия. Урча, кот улегся на ногах Данте.

Данте закрыл глаза и дернул струны, сменил ритм, добавляя мелодию, новые удары. Сочинял. Бренчали новые аккорды. Он представил Исчадие целым. Представил, как тот ходит и бегает.

Как только Данте поднял руки, боль прорезалась диссонирующим кросс-ритмом через мелодию, что он испускал, и песнь раскололась на части и разрушилась, а белая тишина столкнулась с внезапным злым гудением ос.

Посмотрим, сколько ты сможешь продержаться.

Мне кажется, он умер. Мне кажется, ты убил его.

Tais toi, дурак. Засунь его в багажник.

Боль ножом пронзила мысли Данте, сперла дыхание. Он открыл глаза. Белый свет затуманил зрение. А затем Сон набросился на него черным приливом и унес под бесцветную поверхность, но одна картина проследовала за ним в темноту: Исчадие спрыгивает с кровати и проскальзывает в едва открытую дверь, по его шерстке бегают голубые искры.

Глава 30 Соль на раны

Геенна, Гнездо Утренней Звезды

23–24 марта

Лилит стянула с головы вуаль, сминая ее в руке, пока входила в обширную гостиную своего гнезда. Утренняя Звезда стоял у окна в пурпурном килте, в белом платиновом торквесе и наручах, взгляд его был устремлен на умирающую ночь за стеклом. Он повернулся к ней, но посмотрел в другую сторону.

— Ох, вот и ты, любовь моя, — сказал он. — Я начинал беспокоиться.

— Когда ты собирался рассказать о планах на утро?

— В последний момент. — Он повернулся к ней лицом. — Но тебя здесь не было.

— Не спалось.

— Правда? — пробормотал Звезда. — Ты определенно спала, когда я тебя видел в последний раз, — улыбка коснулась его лица. — Притворяешься, любовь моя?

— Когда это необходимо.

Он посмеялся. В сумраке у окна был виден блеск его голубых глаз.

— В этом вся моя Лилит.

— Я не твоя, — ответила она, кидая в него вуаль. Та упала, словно малиновый лист, на светлый отполированный пол. Лилит разочарованно уставилась на вуаль.

— Забавно, — сказал Звезда, — могу поклясться, что в последние пять веков, или около того, ты точно была моей.