В конце пути - [43]

18

Строй состоял из нескольких больших и меньших двухшереножных групп-подразделений. Самая многочисленная группа – стартовая батарея – больше всех пестрела национальным разнообразием. Раньше, на заре зенитно-ракетных войск в «старты» набирали, как правило, крепких, рослых и не очень грамотных ребят. Тяжелая однообразная служба-работа, отработка нормативов заряжания, то есть перегрузка тяжеленной ракеты с транспортно-заряжающей машины на пусковую, обслуживание самой пусковой, все время на улице – это требовало в первую очередь физической силы и выносливости. В последнее время критерии отбора у стартовиков выдерживались только по отношению к грамотности. Из тех, кто стоял в строю, только сержант Бланько и еще пара столь же здоровых украинцев отличались ростом и статью. Немец Фольц, уралец Зорин, аварец Магомедов, башкир Закиров – эти солдаты были среднего роста, но тоже достаточно крепко сбитые. Остальные сложением не вышли, потому что в стартовую батарею попало много представителей среднеазиатских республик, в основном поджарых, мелкорослых. А куда их еще девать? Бегать за тягачом, забивать кувалдой сошники, расчищать от снега пусковую, дело конечно тяжелое, но ведь и грамотности особой не нужно и к языку требования меньше. А среднеазиаты хуже всех говорили по-русски. Зато на левом фланге, где стояли связисты, над строем возвышалась яйцеобразная голова и необъятные плечи 194-х сантиметрового гиганта Линева. Не увильнуть бы Линеву от службы в «стартах», если бы не оконченные до призыва курсы ДОСААФ по специальности связиста.

Водители и тягачисты выделялись более грязным обмундированием, неподдающимися никакому мылу темными мазутного цвета руками со сбитыми ногтями и особым «букетом» запахов, смеси бензина, соляры, тормозной жидкости и масла АС-8. Но еще грязнее смотрелись дизелисты, рядовой Фомичев, второй и последний москвич в дивизионе, невысокий хлюпик и длинный нескладный верзила ефрейтор Матвейчук.

– Переодеться есть во что? – обратился подполковник к ефрейтору, критически оглядывая его замасленное хе-бе.

– Так точно! У меня наверху нулевое хе-бе лежит, – доложил Матвейчук.

– А почему твое обмундирование на рабочем месте, а не в каптерке? – возник естественный вопрос у подполковника.

– Там целее будет, – уклончиво ответил ефрейтор.

– Я те дам целее, чтобы сдал куда положено!

Матвейчук, потупив глаза, промолчал. Он не сомневался, что у командира просто не хватит времени проверить выполнение своего приказа, да и забудет такую мелочь, если скоро такие серьезные гости ожидаются. А в каптерке ефрейтор с некоторых пор ничего не держал, все прятал у себя на дизелях. Черная кошка пробежала меж ним и Гасымовым и дизелист имел все основания не доверять каптеру.

Бывшего студента сельхозинтитута Богдана Матвейчука, теперешнего ефрейтора и электромеханика-дизелиста в дивизионе долгое время считали «балластом». Во-первых, он имел «грех» с гражданки – его выгнали с 3-го курса, за пронос спиртного в общежитие института. Во-вторых, он представлял из себя весьма противоречивую особь: одновременно и грамотный и балбес, разболтанный неряха и в то же время высокомерный, сильный и не боящийся столкновений парень. Ко всему он действительно оказался очень неравнодушен к спиртному. В общем, порядочного разгильдяя с претензиями воспитали из своего сына научные сотрудники (отец старший, мать мнс) одного из украинских сельхозНИИ. Ближе к концу службы Богдан несколько остепенился, решил внять письменным наставлениям родителей, чтобы получив положительные характеристики в армии, восстановиться в институте.

Ратников и в Матвейчуке сумел отыскать качества годные для полезных дел. «Состарившись» Богдан стал одним из лидеров в казарме. Тому способствовало и знание им азов музыкальной грамоты (умел играть на гитаре) и увлечение тяжелым роком. Был ли он на самом деле «тяжелым» меломаном или просто «пускал пыль в глаза», оставалось тайной – никто в дивизионе в музыке особо не разбирался. Удивительно, ведь на вскидку, казалось, что большая часть советской молодежи с ума сходит от рока, всяких там хеви-металл, а на поверку выходило, что в целом страна была не так уж и сильно «рокоризована». Так или иначе, но подметив, что кроме авторитета Матвейчук обладает еще командирско-организаторскими качествами, Ратников «бросил ему соплю на погоны» (присвоил ефрейтора) и частенько назначал старшим на различные работы. Толк был, его слушались и производительность труда руководимых им групп, как правило, превышала показатели тех, что возглавляли сержанты. Этой весной Матвейчука планировали ставить на сержантскую должность, командиром отделения дизелистов. Но он в очередной раз не удержался и на Пасху «причастился» невесть каким образом добытым «тройным» одеколоном. Это не осталось незамеченным и в результате на должность поставили дисциплинированного и исполнительного казаха Омарова, выпускниека сельхозтехникума, одного с Матвейчуком призыва. На предварительной беседе страстно мечтавший получить лычки Омаров (вот и верь молве, что только хохол без лычек не хохол), обещал навести порядок в этом довольно неблагополучном отделении. Услышав многообещающие заверения, Ратников запоздало засомневался: уж очень Омаров жаждал стать хотя бы маленьким, но начальником, хотя сам в дизельных электростанциях разбирался довольно слабо. Выбора, к сожалению, не оставалось, пьяницу Матвейчука все равно «зарубил» бы политотдел, а брать на столь важную для жизнедеятельности дивизиона должность сержанта без хотя бы приблизительно профильного образования тоже было рискованно.