В Киеве всё спокойно - [18]

Миша чувствовал отвращение к себе и ко всем женщинам, но с Альбиной он начал дружить. В их отношениях не было ничего чувственного, что могло бы возникнуть между двумя молодыми людьми. Это была дружба двух очень одиноких людей, далеких и холодных, как звезды на черном небе. Альбина любила Мишу с самозабвенной чистосердечностью, как сестра и мать.

Его же родная мать опускалась все ниже. Это была высокая, статная, очень красивая тридцатилетняя женщина с коротко подстриженными черными волнистыми волосами. В чертах ее лица была какая-то двойственность. Строгие линии широких черных бровей и настороженно-серьезный взгляд больших светло-карих миндалевидных глаз сочетались с необыкновенным разрезом сочных, чувственных губ. Это единение строгости с избыточной чувственностью магнитом притягивало к ней мужчин. Она никогда не была замужем и воспитывала Мишу одна. По окончанию школы она закончила курсы секретарей-машинисток, после которых ее одну из выпуска направили на работу в Херсонский обком партии, где ее взял к себе секретаршей второй секретарь обкома. Он и был отцом Миши. Когда Мише исполнилось десять лет, второй секретарь был переведен на работу в Киевский горком партии, где ему по наследству досталась другая секретарша. Перед отъездом он устроил матери Миши однокомнатную квартиру в обкомовском доме в центре Херсона на углу пересечения проспекта Ушакова и улицы Кирова.

Мать Миши стала работать секретаршей у заместителя председателя Облисполкома. Зам председателя был большой придумщик, усадив мать Миши под свой письменный стол, он под конец рабочего дня по очереди вызывал к себе своих подчиненных и отчитывал их, распаляясь до белого накала, в это время она делала ему минет. Так продолжалось не долго, каких-то четыре года, после чего у него развилась стойкая импотенция. Но придумщик на этом не угомонился, он стал подкладывать мать Миши в постель к разным людям, чтобы поменьше об этом знали, чаще к командировочным. При этом было одно условие, он должен был присутствовать или хотя бы подсматривать за ними. Кончилось все большим скандалом, мать Миши осталась без работы. Из обкомовского дома их выселили на край города в коммунальную квартиру, где она потихоньку спилась и одним утром не проснулась. Чего только не выделывает жизнь.

Альбина всегда поддерживала Мишу и помогала ему во всем. На похоронах его матери она была одна, не считая трех соседей алкоголиков. Уже с утра они набрались так, что не могли нести гроб, и Альбина, чтобы гроб матери не нес ее сын, сама нашла тех, кто это сделал. Миша не позаботился об этом, отнюдь не потому, что был потрясен потерей самого родного человека, он был совсем лишен практической сметки.

Альбина, как и ее мать, закончила факультет иностранных языков Херсонского педагогического института, но она ни одного дня не работала учительницей. Подруга матери помогла ей устроиться переводчицей в Интурист, где она начала осваивать азы этой непростой специальности. Бабушкины сказки о добре и зле, о верности и любви, трусости и отваге, — этого не забыть, не отнять. В разгаре была весна, когда она слегла. Как Альбина ее просила не умирать, но она была непреклонна и отвечала ей: «Нет, мне пора. Я буду с неба тебе помогать. А тебе я оставляю яблони в цвету и журавлей. Настанет день, и они на крыльях унесут тебя в теплые края». Слов нет, легких утрат не бывает.

После смерти бабушки, взяв в долг у всех, кто только мог дать взаймы, Альбина вручила несколько взяток и получила должность переводчицы на теплоходе, который совершал круизы по Черному и Средиземному морю. Это место было так же нереально получить, как и выиграть что-либо в советскую лотерею. В прежние времена, учитывая ее родословную, это было бы вообще неосуществимо. Но времена изменились, все гнило и распадалось раковой опухолью. Ответственные чиновники Одесского пароходства за небольшую сумму советских рублей готовы были выставить на групповой секс мать родную.

Как ей удалось уцелеть среди всеобщей проституции в пьяном угаре круизов, знала только она сама. Она избегала опасных ситуаций, всегда стараясь держать дистанцию, в этом ей помогало ее обостренное чувство собственного достоинства. Облаченная в одно лишь собственное достоинство, она умела внушать уважение к себе, но ее должность переводчицы предусматривала то, что она доступна каждому желающему. Было все: и профессионально выполненные удары в пах, и разбитые бутылками головы, и газовые баллончики, даже стрельба по движущимся мишеням, но, ни один мужчина не мог похвастаться тем, что обладал ее телом, о сердце не могло быть и речи. Ее мотало от края до края, но она шла, не сбивалась с намеченного курса. Она быстро разобралась, насколько велик и страшен мир. И там, в тех удушливо-знойных круизах, Альбина составила и укрепилась в своем мнении о мужчинах, и о женщинах тоже, вообще о человеческом роде.

Надежда на лучшее помогала ей преодолевать отчаяние безбрачия. Случалось, ей снилось, что она близка с каким-то знакомым мужчиной, хотя на самом деле у нее ничего с ним не было. После этого ее некоторое время преследовало ощущение, будто она связана с ним любовной тайной. Несколько раз она замечала, что это передавалось и мужчине. И стиралась грань меж тем, было ли это во сне или наяву, и ей казалось, что все это случилось с ней в действительности. Истинная любовь и секс неразделимы, они необыкновенно обогащают человека, наполняя его жизнь новым смыслом. Все это она знала, но то, что ей пришлось пережить, было сильнее ее. Nivea non frigida