В Кенигсберге - [4]

В последующий день принесено было всевышнему торжественное благодарение, и главнокомандующий, отправив в Петербург графа Брюса с донесением о сем удачном происшествии, трактовал у себя весь генералитет и всех лучших людей обеденным столом, а наутро приводим был весь город к присяге, и главное правление всем королевством Прусским началось нашими.

Не успел граф Фермор упомянутым образом городом Кенигсбергом овладеть и все правительства получить в свою власть, как наипервейшее его попечение было о расположении вступивших в Пруссию войск на зимние квартиры и о занятии ими всех нужнейших мест как во всем королевстве Прусском, так и в польской Пруссии. Итак, иным велел он расположиться квартирами в окрестностях Кенигсберга, другим идти и занять приморскую крепость Пилау 15, иным же идти далее вперед и занять все места по самую реку Вислу и с ними вместе польские вольные города Эльбинг и Мариенбург. Сим последним хотя и не весьма хотелось впустить наши войска, но как обещано было им всякое дружелюбие, то принуждены были на то согласиться. В Кенигсберге же для гарнизона введен четвертый гренадерский полк, также троицкий пехотный, и комендантом определен бригадир Трейден, а суды поручены полковнику Яковлеву, ибо сам граф намерен был отправиться далее и главную свою квартиру учредить на Висле, в прусском городке Мариенвердере. Что ж касается до оставшихся в Курляндии и Самогитии полков под командой генерала Броунаи и князя Голицына, то и сим ведено также вступить в Пруссию и, пройдя через нее, занять верхнюю часть польской Пруссии с городами Кульмом, Грауденцом и Торунем и через то составить кордон по всей реке Висле.

Как в числе сих остававшихся в Курляндии полков случилось быть и нашему Архангелогородскому полку, то и не имели мы в сем зимнем походе соучастия, но во все сие время простояли спокойно на своих квартирах и не прежде обо всем вышеупомянутом узнали, как по вступлении уже наших в Кенигсберг, и когда прислано было повеление, чтоб и нам туда же следовать. Я не могу довольно изобразить, какую радость произвело во всех нас сие известие. Все мы радовались и веселились тому власно так, как бы каждому из нас подарено было что-нибудь и мы в завоевании сем имели собственное соучастие. Никогда с такой охотой и удовольствием не собирались мы в поход, как в сие время, и никогда такого усердия и поспешности в сборах и приготовлениях всеми оказано не было, как при сем случае.

Нам велено было нимало не медля выступать в поход, и путь шествию нашему назначен был прямо через Польшу, или нарочитую часть литовской провинции Самогитии; а потом вдоль всего королевства Прусского прямо к польскому вольному городу Торуню, стоящему на берегах реки Вислы на отдаленнейшем краю Пруссии польской. Итак, хотя мы и не могли ласкаться надеждой увидеть столичный прусский город Кенигсберг, который оставался у нас далеко справа, однако, по крайней мере, довольны были мы тем, что увидим все Прусское королевство.

Со всем тем сколько ни радовались мы сему скорому и нечаянному выступлению и шествию в Пруссию, однако обстоятельство, что тогда была самая середина зимы и что всем надлежало запасаться санями, наводило на нас много заботы. Но никто из всей нашей братии офицеров так много озабочен тогда не был, как я; но тому была и довольная причина. У всех офицеров было довольное число лошадей, на которых бы им везти свои повозки, и на чем и самим в маленьких санках могли ехать, ибо верховая езда для зимнего времени была неспособна, а у меня было только две лошади, а третьей, для особенных и маленьких санок, не было. На сей третьей лошади, как выше упомянуто, отправил я другого человека моего в деревню, за Москву, и сей человек ко мне еще тогда не возвратился. Итак, не только не было у меня третьей лошади и другого человека, но, сверх того, имел я и во всем прочем крайнюю нужду и недостаток: не было у меня ни маленьких санок, как у прочих, не было ни большой шубы, ни порядочного тулупа, ни прочего нужного платья, ни запаса, ни съестных припасов, только нужных для похода, а что всего паче - не было и денег. Всего того уже за несколько дней дожидался я со всяким днем, а тогда, как сказан был нам поход, то ожидание мое сопрягалось с величайшей нетерпеливостью, ибо, по счислению времени, надобно уже ему было давно быть. Со всем тем, сколько я Якова своего ни дожидался, сколько ни смотрел в окна - не едет ли, сколько раз ни высылал смотреть, не видать ли его едущего вдали - но все наше ожидание и смотрение было напрасно: Якова моего не было и в появе, и я не знал, что, наконец, о нем и думать. Уже сделаны были все приготовления к походу, уже назначен был день к выступлению, уже день сей начал приближаться, но Яков мой не ехал и не было о нем ни духу ни слуху, ни послушания. Господи! какое было тогда на меня горе и каким смущением и беспокойством тревожился весь дух мой! Я только и знал, что, ходя взад и вперед по горнице, сам с собой говорил: "Господи! что за диковинка, что он так долго не идет? Давно бы пора уже ему быть. Что он со мной теперь наделал и что мне теперь начинать?.." Пуще всего смущало меня то, что я, в бессомненной надежде, что он вскоре возвратится и привезет мне все нужное, ничем и не запасался и ничего себе нужного и не покупал. К вящему несчастью, не было у меня тогда и денег; ибо, по недостатку оных по возвращении из похода, жалованье уже было забрано вперед и истрачено. Но все бы я мог достать денег на покупку лошади и санок, в которых мне всего более была нужда, если б вышеупомянутая надежда скорого возвращения моего слуги меня не подманула, которого я с часу на час дожидался.