В каждом сердце – дверь - [18]

– Нет, мы с Джилл спим в подвале. Нам там удобнее, с учетом всех обстоятельств. – Она поправила очки, прищурилась на красные пятна на простыне. – Это кровь. Кто там, под простыней?

Девушка с каштановыми косами, та, что из мира Рифмы и Линейности, повернулась к Джек. В глазах у нее полыхала такая жгучая ненависть, что Нэнси невольно отшатнулась.

– Как будто сама не знаешь, убийца, – выпалила она. – Это же твоя работа, да? Все как тогда, с морской свинкой Анджелы. Ты же не можешь удержаться, руки сами к скальпелю тянутся.

– Я же объяснила – это было недоразумение на почве культурных различий, – сказала Джек. – Морская свинка находилась на общей территории, и я думала, что она тоже общая – кому надо, тот и пользуется.

– Это была ее любимая свинка, – огрызнулась девушка.

Джек беспомощно пожала плечами.

– Я предлагала собрать ее обратно. Анджела отказалась.

– Новенькая! – Это был голос Кейда. Нэнси оглянулась на него, и он кивком головы указал на ее дверь. – Может, покажешь этой Аддамс свою комнату? А я постараюсь перехватить другую, пока она не явилась сюда и не нарвалась на неприятности.

– Все, что угодно, лишь бы подальше от очередной разъяренной толпы с факелами, – сказала Джек и схватила Нэнси за руку. – Показывай свою комнату.

Это была не столько просьба, сколько приказ. Нэнси не стала спорить. В сложившихся обстоятельствах поскорее убрать Джек с глаз долой было гораздо важнее, чем учить ее хорошим манерам. Нэнси развернулась и потащила Джек к своей двери, так и оставшейся полуоткрытой после того, как она поспешно выбежала в коридор.

В комнате Джек сразу же вырвала у Нэнси руку, достала из кармана платок и вытерла пальцы. Увидела оторопелый взгляд Нэнси, и щеки у нее покраснели.

– Может быть, кому-то трудно в это поверить, но наши путешествия ни для кого не проходят бесследно, даже для меня, – сказала она. – Я, наверное, слишком хорошо осведомлена о мире природы и его бесчисленных чудесах. Среди этих чудес много таких, которых хлебом не корми, дай только разъесть тебе кожу. Все эти люди в жутких лабораториях, которые подцепляют к мертвым телам всякие прикольные проводочки… Они обычно делают это в перчатках, и у них на это есть причины.

– Я не совсем понимаю, что это за мир, в котором ты побывала, – сказала Нэнси. – В мире Суми были горы карамели и ни грамма здравого смысла, Кейд с кем-то там воевал или что-то в этом роде, а вы с Джилл описываете как будто два разных мира, и они почти не пересекаются.

– Все дело в том, что наши миры и правда почти не пересекались, хотя мы были в одном и том же месте, – сказала Джек. – Родители у нас – люди, скажем так… авторитарные. Из тех, кто любит раскладывать все по полочкам и наклеивать ярлычки. По-моему, то, что у них родились однояйцевые близнецы, бесило их еще больше, чем нас самих.

– Но ваши имена…

Джек пожала плечами и сунула носовой платок обратно в карман.

– Они не настолько страдали, чтобы упустить шанс превратить нашу жизнь в ад. Родители это умеют как никто. Почему-то они ждали разнояйцевых близнецов, может быть, даже рассчитывали одним махом заполучить святой грааль – полный комплект для нуклеарной семьи, мальчика и девочку. А вместо этого получили нас. Можешь себе представить, как два перфекциониста пытаются определить, кто из их совершенно одинаковых дочерей – «умница», а кто «красавица»? Было бы смешно, если бы ставкой в этой игре не были наши жизни.

Нэнси нахмурилась.

– Ты же точная копия сестры. Почему они считали только ее красавицей, когда вы обе такие хорошенькие?

– Да нет, Джилл как раз не была красавицей. Джилл была умницей, и ей приходилось соответствовать их ожиданиям и стандартам. Красавицей была я. – Джек усмехнулась – коротко и криво. – Если мы обе просили «Лего», ей дарили набор с учеными и динозаврами, а мне – цветочный магазин. Если обе просили туфли – ей кроссовки, мне балетки. Нас самих, естественно, никто не спрашивал. Когда мы еще и на ногах-то нетвердо стояли, в один прекрасный день оказалось, что у меня волосы послушнее – скорее всего, у нее они просто слиплись от варенья, – и бац, готово, роли распределены. Мы уже не могли из них вырваться. До тех пор, пока однажды не открыли крышку старого сундука и не увидели внутри лестницу.

Голос Джек уже звучал так, будто мысленно она была где-то далеко. Нэнси замерла в полной неподвижности, не говоря ни слова, едва смея дышать. Если она хочет услышать эту историю, перебивать нельзя. Что-то во взгляде Джек, устремленном в стену, подсказывало, что другого шанса не будет.

– Конечно же, мы спустились по таинственной лестнице, которой там не могло быть. А кто бы не спустился, если бы вдруг увидел лестницу на дне сундука? Нам было по двенадцать лет. Нас подгоняло любопытство и злость на родителей и друг на друга. – Джек быстрыми, сердитыми движениями завязала свой галстук-бабочку. – Мы спустились и увидели внизу дверь, а на двери табличку. Всего два слова: «ЕСЛИ УВЕРЕНЫ». В чем, спрашивается? Нам было по двенадцать лет, мы ни в чем на свете еще не были уверены. И мы открыли дверь. Вышли на вересковую пустошь – она, казалось, тянулась бесконечно. С одной стороны горы, с другой – бурное море. А небо! Я никогда не видела столько звезд и такую красную-красную луну. Дверь за нами захлопнулась. Мы не могли вернуться, даже если бы захотели, да мы и не хотели. Нам было по двенадцать лет. Нам хотелось приключений, пусть даже ценой жизни.