В капкане - [10]

— Да уж вижу, что не с подарками пришли.

Директор, почесав двойной подбородок, потянулся к портфелю главбуха.

— Почему же? Кое-что мы с собой прихватили. А, если поможешь, то и еще кой-чего получишь.

Петрович остановил его жестом.

— Не тревожь чемодан, вижу, что там бутылка, она мне ни к чему — я свою цистерну еще в прошлом веке выпил.

Бухгалтер, стоявший до этого в позе щедрого Деда Мороза, заметно подтаял.

— Как же на сухую-то? Не по-людски, вроде бы.

— Хорошее дело и на сухую решим, а плохое и на мокрую не пролезет. Говорите, чего хотели.

Звероводы разочарованно переглянулись и директор, запинаясь, начал.

— Понимаешь… Там у нас сегодня… вернее, вчера. Ну, в общем, мы сами пока точно не знаем… Так вот, как известно, мы разводим этих самых… как его… Ну, в общем, неважно. Тут дело в другом. Мы к тебе за помощью пришли. Пособи по-свойски.

Если бы звероводы взглянули в глаза старика, то заметили бы, что на них смотрит уже не дед в жухлой клетчатой рубахе, а строгий милиционер в кителе с капитанскими погонами. Кстати, о погонах.

В прежние времена на все областное УВД приходился один генерал и три полковника-зама. Райотделами командовали капитаны да майоры. Работала тогда милиция, как батрак на барском поле: днем и ночью, в жару и в холод, без выходных и праздников, согнувшись в три, а то и в четыре погибели. Барином был славный советский народ. Порядок на его угодьях поддерживался идеальный. Преступники сидели в тюрьмах, честные люди жили спокойно, двери в домах не запирали.

Теперь же полковников развелось больше, чем колорадских жуков. Плюнь — полковник. Включи телевизор — генерал. Звания обесценились, рядового милиционера днем с огнем не сыщешь (ночью, тем более). На поле выходить страшно — бурьян, репейник, чертополох. Из нор повылазили мыши и крысы. Травить некому — все генералы и полковники.

Словом чин капитана в прежние времена был гораздо весомей нынешнего полковника (а то и генерала).

— Ты лучше с конца начни, — посоветовал Петрович, хлебнув из пиалы земляничного чаю. — Происшествие, место, время, способ. А потом уж и про этих самых.

Директор недовольно посмотрел на бухгалтера, словно из-за него не складывался разговор.

— Украли трех зверьков! — выпалил он на выдохе. — Мы сначала думали, может…

— Стой! — скомандовал старик. — Давай дальше по-другому. Я спрашиваю, ты отвечаешь.

— Это дальновидно, — согласился Еремкин.

— Значит, так. Откуда украли?

— Из вольера.

— Каким способом?

— Замок вскрыли.

— Взлом?

— Нет, ключи подобрали.

— Когда?

— Вчера.

— Почему в милицию не заявили?

Директор, кашлянув в кулак, хитровато улыбнулся. Стоило ли рассказывать милиционеру, хоть и бывшему, о тех нарушениях, что творились в хозяйстве. А у кого их нет?

— Ты же понимаешь: там найдут, не найдут — кто знает. А проверят все до нитки. Не резон, в общем.

— Понятно, — хмыкнул Петрович. — От меня-то, что надо?

— Ну, как же — найти вора. Тут дело даже не в зверьках. Нам виновник нужен, чтоб, само собой, уволить. Иначе от этой заразы не избавиться. И так уж расползлась по хозяйству.

— Значит, вы уже решили, что это сделал местный.

— Скорей всего, — неуверенно сказал главбух.

— Так вам и кнут в руки. Посидите, покумекайте: кто мог, кто где был.

Директор, вздохнув, махнул рукой.

— Кумекали уже — целый список составили. Любой мог. Хозяйство-то немалое, считай, полдеревни. Народу уйма.

— Методом исключения — подсказал Петрович.

— Исключили уже, — затряс портфелем бухгалтер, доставая исписанные листы. — Эвона тут сколько.

На двух измятых страницах уместилось порядка 30–40 фамилий. Нацарапаны они были от руки, причем не самым разборчивым почерком. Глядя на документ, складывалось ощущение, что податели сего работали не в зверохозяйстве, а на птицеводческой фабрике, и автором жутких каракулей являлась одна из подопечных куриц.

Старик взял в руки списки, быстро пробежал их глазами, лукаво прищурился.

— Тут даже на первый взгляд можно добрую половину вычеркнуть.

— Так вычеркни, — встрепенулся Митрофанов. — Затем к тебе и пришли. А мы уж в долгу не останемся. Как говорится — за нами не заржавеет. Помоги.

Петрович покачал головой, возвращая листки.

— Помощник из меня липовый. Разве что телевизор за вас посмотреть, иль газету какую почитать.

— В этом мы и сами мастаки, — вздохнул директор, — а вот видеть насквозь не умеем.

— А кто умеет? — поднял седую бровь Петрович.

— Ты, конечно, кто ж еще.

— С чего ты это взял? Я ж не электросекс какой.

— Может, и не экстрасенс, но старики говорят, глаз у тебя, как рентген: ни один жулик устоять не мог.

— Да это ж когда было, сколько лет уж минуло. Все забылось давно, мохом поросло.

— Не прибедняйся, не такой уж ты и древний. В 70 некоторые еще детей строгают.

Петрович негромко усмехнулся.

— Возраст — затейная штука. Иной человек до 100 лет небо коптит и никаких хворей не знает. А другой уже в 50 киснет, как старый сандаль. Каблук стоптан, подошва протерта, кожа ссохлась и потрескалась. В нынешний век, коли до пенсии дотянул — считай, уж долгожитель. А мне намедни 74 стукнуло. Так что насчет детишек — это вы того, завернули. Я нынче разве что Буратину выстрогать могу и то кособокого. Здоровья на раз чихнуть осталось. Силы уж не те. Зрение совсем никудышно: вилкой в пельмень попасть не могу. Так-то вот, робяты. Кончился мой запал.