В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - [75]

На следующих двух этажах располагались три спальни (две – для мистера и миссис Остин, одна – для Джейн с Кассандрой), а также гостевая комната. Для слуг предназначались три комнатки на чердаке. Контингент челяди состоял, как насмешливо замечала Джейн, из «весьма надежной кухарки, молодой резвой горничной и отменно спокойного слуги средних лет, который ухитряется совмещать должность мужа первой и возлюбленного последней. Конечно же, не допускается, чтобы от этих союзов появлялись на свет дети».

Вначале предполагалось, что из Стивентона перевезут кровати Джейн и Кассандры, ложе мистера и миссис Остин, а также еще три кровати – «лучшая будет использоваться как запасная, а две остальные пойдут слугам». Но вскоре стало очевидно, что перевозка обойдется слишком дорого и будет сопряжена со слишком большими хлопотами. Когда в «Чувстве и чувствительности» Дэшвуды переселяются в западную часть Англии, «прекрасное фортепьяно» Марианны приходится отправить «водой», что представляло собой немалые сложности. В конце концов Остины купили новые кровати.

Если вы решитесь провести несколько дней в доме на Сидни-плейс (сегодня его можно снять на время отдыха), вам откроются многие подробности иерархии георгианского общества. В этом доме главное – произвести впечатление. Для мистера Остина он стал удобной витриной для демонстрации своих незамужних дочерей. Изящный парадный вестибюль, широкие и не слишком крутые лестницы: по ним легко подниматься и спускаться в длинном узком платье. Из просторной гостиной второго этажа открывается вид на элегантный отель «Сидни», расположенный у входа в одноименные увеселительные сады. Этажом выше находились спальни. Потолки здесь были не такими высокими, хотя по нынешним жилищным стандартам вполне комфортными. Но стоило вам подняться на чердачный этаж, как все менялось. Миновав один пролет узкой и шаткой лестницы с неровными ступеньками и толкнув хлипкую дверь, вы попадали в мир слуг. Весь верхний этаж, втиснутый под самые стропила, по ночам издавал скрип. Сквозь одинарные стекла задувал свистящий ветер и доносился уличный шум. Криво уложенные половицы стонали под ногами. Все это напоминало воронье гнездо, кое-как примостившееся над просторными удобными апартаментами.

Весь Бат был выстроен в этой халтурной показной манере: фасад радует глаз, а там, куда не заглядывают гости, все сделано тяп-ляп. Адмиралу Крофту из «Доводов рассудка» даже нравится его скрипучее батское жилье, поскольку оно напоминает ему комнаты для моряков, которые он некогда снимал в Норфолке: «от всех щелей дует точно таким же манером». Остины наверняка наслаждались уютом этого дома, а вот их слуги – вряд ли.

Фасад и правда красив: лестничное окно над парадной дверью обрамляют легкие коринфские колонны. Но окна противоположной стороны смотрят на обшарпанные стены других зданий, повернутых к дому задом. Остины ждали, что домовладелец выполнит обещание и покрасит стены в комнатах. Местные мастера обычно приступали к работе в июне, когда дворяне перебирались в свои загородные дома, и трудились «до возвращения общества в город на зиму». В Бате чрезвычайной популярностью пользовался новый цвет – «патентованный желтый», «недавно изобретенный, яркий, стойкий и быстро сохнущий». Эту краску называли также «индийской желтой», а изготавливали на основе концентрированной мочи индийских коров, которых кормили манговыми листьями, не давая пить. Возможно, именно эту краску использовали для ремонта в доме № 4 по Сидни-плейс. Впрочем, покрасили только помещения первого и второго этажей. Спальня Джейн и Кассандры находилась на третьем и осталась довольно мрачной.

Через дорогу находились увеселительные сады Сидни-гарденз, которые иногда именовались «батским Воксхоллом»[52]. Из развлечений здесь имелись качели, лужайки для игры в кегли, а также огромный лабиринт из живой изгороди, вдвое превосходивший размерами своего знаменитого собрата, расположенного близ дворца Хэмптон-корт. Владельцы местного буфета извлекали из соседства лабиринта свою выгоду, предлагая посетителям план, с помощью которого можно было добраться до его центра.

Вскоре после вселения в новый дом Джейн пишет Кассандре: «Вчера для меня – или, по крайней мере, для моих бедных ног – был очень трудный день. Я почти весь день ходила пешком. В начале второго я направилась в Сидни-гарденз и не возвращалась до четырех». Но, как и все в Бате, сады были недешевым удовольствием. За каждое посещение приходилось выкладывать по шесть пенсов; месячный абонемент стоил два с половиной шиллинга. Природу здесь приручали и приводили в гигиеничный вид: очищали «от пыли летом и от грязи зимой», что резко контрастировало с хэмпширскими пейзажами. Джейн, обожавшая пешие прогулки и считавшая, что сельская часть Хэмпшира должна «входить в число блаженств, даруемых праведникам в раю», теперь вынуждена была платить по шесть пенсов только за то, чтобы посмотреть на старательно подстриженные кусты.

Нравилась ли ей новая жизнь? Это нам неизвестно: Кассандра вскоре тоже перебралась на Сидни-плейс, и переписка между сестрами прервалась. Но складывается впечатление, что Джейн была не в восторге. Возможно, она не знала, что такое «депрессия» (в нашем понимании), но, рассказывая о чувствах Фанни Прайс и Марианны Дэшвуд, она превосходно описывает именно это состояние. Ее редкие и случайные письма, относящиеся к первому периоду жизни в Бате, дышат печалью и одиночеством (хотя в них немало острых наблюдений). Она полагала, что ей придется прожить в этом городе до конца своих дней.