В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе - [17]
Именно торжество демократии (ее высшим идеалом представлялось Учредительное собрание) должно было обеспечить такой прогресс в децентрализации бывшей империи, при котором определенные территории, на которых сложилось преобладание этнического элемента, получат право в собственных пределах вести дело сообразно с местными, национальными условиями и интересами (национально-территориальная автономия – ограниченное местное самоуправление, венчаемое представительным органом – Украинский сейм – аналог Учредительного собрания). Означенное представлялось хорошей и достаточной основой для решения проблемы, которая именовалась украинским вопросом. Ставя его в прямую зависимость от развития прогрессивных по содержанию событий в стране в целом, лидеры украинского движения не только не стремились противопоставить перспективную автономную Украину центрам России, а наоборот, с их деятельной помощью (демократической гарантией), не разрывая наработанных веками экономических, политических, идеологических, духовных и иных связей и традиций, достичь издавна вынашиваемой цели – найти возможности, пути к как можно более полновесной национальной самореализации в семье славянских народов (если «не заглядывать» в более далекую перспективу). Сущность стратегической цели, на которую ориентировалось украинство, излагалась М. Грушевским предельно четко и откровенно: «Украинцы не имеют желания от кого-либо отделяться, отгораживаться – они хотят только, чтобы им и всем гражданам Украины была возможность управлять краевыми делами, определять судьбу края без всяких вмешательств со стороны и без возможности таких вмешательств. Они сознают свои силы и способности и уверены в том, что когда край будет иметь свободу и будет гарантирован от всяких сдерживаний и вмешательств извне, он будет развиваться настолько сильно и успешно, что ему не нужно будет каких-либо искусственных ограждений от чужих влияний или конкуренций»[90]. А принадлежность к великой и могучей державе позволяла бы эффективно воспользоваться ее очевидными преимуществами на международной арене, особенно важными в условиях продолжения мировой войны.
Весьма примечательно и то, что обозначенная перспектива была для лидеров Украинской революции не скороспелой, сиюминутной реакцией на сложившуюся ситуацию, видением только «близлежащих возможностей». Их воззрения – свидетельство того, что они, как наследники славных освободительных традиций кирилло-мефодиевцев, сохранили верность выношенным идеям славянской федерации. Торжество Российской революции, федеративное переустройство государства они считали важнейшей стратегической целью, открывающей путь к реализации давних замыслов европейского масштаба. «Я твердо верю, да и не один я, – убеждал М. Грушевский, – что великая революция российская, только бы ее защитить от упадка и анархии, – очень повлияет на политическое переустройство всей Европы, на ее превращение в Европейскую федерацию. О такой федерации думали издавна политики и специалисты государственного права: они считали ее логическим выводом со всего дальнейшего развития европейской жизни. Она только казалась очень далекой до последних событий – так как теперь кажется близкой и осуществимой. И вот почему я и другие нисколько не озабочены полной политической независимостью Украины, не придаем ей никакого веса. Для ближайшего времени вполне достаточно широкой украинской автономии в федеративной Российской республике. А в будущем, надеемся, эта республика войдет в состав федерации европейской, и в ней Украина станет одной из наиболее сильных, мощных и надежных составляющих частей – одной из опор этой Европейской федерации» [91].
Думается, есть немало оснований утверждать, что такой четкой, конкретной программы к тому моменту не смогла выработать ни одна политическая сила в России.
Достаточно вспомнить, что Временное правительство, поспешившее провозгласить страну демократической республикой, не удосужилось ни принять сколько-нибудь целостной, внятной концепции своей деятельности, ни хотя бы принципиально определиться относительно животрепещущих вопросов момента – об окончании войны и заключении мира, об отношении к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, о созыве Учредительного собрания и конфигурации органов исполнительной власти. Полная неопределенность оставалась в аграрном, национальном вопросах, всячески тормозилось принятие рабочего законодательства[92].
Даже сравнительно более мобильные образования – порождения революционного творчества – Советы оставались долгое время в состоянии поиска приемлемой платформы. Ни мартовское совещание Советов в Петрограде, ни Первый Всероссийский съезд Советов в июне 1917 г. не смогли преодолеть разнобоя в подходах участников к назревшим проблемам жизни страны [93].
Хотя по объяснимым причинам, но все же только к концу апреля (Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б), Петроград) смогли в общем и главном прийти к единству мнений большевики, совсем непросто воспринявшие курс на переход от буржуазно-демократической революции к социалистической
