В горах Таврии - [8]

— К чему ты все это толкуешь, служба? — недовольно перебивает рассказ Смирнов. — Тут пугать некого, и мы кое-что уже видали.

Связной усмехается, щиплет пальцами бороду:

— Быстрый ты какой, матросская твоя душа. Мы-то, дорогой мой товарищ, чуток пораньше тебя жизнь повидали. Еще в мировую войну на Карпатах с Евпаторийским полком германца и австрияка били. И на крымской земле в 1918 году революцию от германских империалистов спасали. А говорю я к тому, чтобы вот такие горячие головы, как у тебя, понимали, что к чему, да с умом воевали…

Со всех концов Крыма шли на пункт связи вести. Было ясно: своевременная организация партизанского движения помогла народным мстителям уничтожать врага с первых же его шагов по горным дорогам Крыма. Но ясно было и другое. Все делалось еще робко, многие из нас пренебрегали элементарной разведкой, не понимали характера врага, шли на ура тогда, когда нужен был продуманный, маневренный бой.

Заходили в избушку и военнослужащие, пробиравшиеся к своим частям. Партизаны давали им проводников, которые вели их по малоизвестным, по кратчайшим тропам на Севастополь. Тех, кто хотел остаться с партизанами, проверяли, комплектовали в группы и направляли в штабы партизанских отрядов… Разный люд попадался, надо было проявлять высокую бдительность.

Вот перед Амелиновым стоит военный в новой, но загрязненной шинели. За плечами вещевой мешок, набитый до отказа.

Представитель штаба Амелинов молча, оценивающим взглядом осматривает человека. Тот спокойно, даже слишком спокойно выдерживает этот взгляд.

— Звание? — спрашивает Амелинов.

— Младший лейтенант.

— Каких мест житель?

— Здешний.

— Отходишь из-под Перекопа?

— Точно.

— А дома думаешь побывать, ведь по дороге?

Военный молчит, потом спохватывается:

— Разве можно, товарищ начальник, в такое время домой ходить… Враг рвется в славный город, надо грудью защищать его.

— Значит, грудью? — Амелинов пристально смотрит на вещевой мешок. Младший лейтенант в каком-то тревожном ожидании.

— Снимай вещевой мешок, живо! — неожиданно предлагает Амелинов.

Тот стоит неподвижно, лицо его бледнеет.

— Матрос, снять с плеча гражданина мешок!

Смирнов сильно дергает за мешок, рвутся лямки.

— Что у тебя здесь напихано, милок? Может, полковое знамя тобой спасено? А может, несешь медикаменты для севастопольцев?

Смирнов выбрасывает из мешка шелковые платья, отрезы, суконные брюки, хромовые сапоги с окровавленными голенищами.

— Шкура! — крикнул матрос. Он вытаскивает из кармана мародера фашистскую листовку, читает: "Штык в землю, бей комиссаров!" — Сволочь! — Смирнов ударом кулака сваливает почерневшего дезертира.

…Все эти большие и малые события захватывают нас.

Особенно горячился Володя Смирнов. Он сразу, как говорят, "с ходу" принял близко к сердцу лесную жизнь.

— Люди врага бьют, а мы охраной занимаемся, — заявил он на второй день пребывания в сторожке. — Ты, товарищ начальник, тормоши командование.

Поздней ночью Смирнов, выполнявший обязанности начальника караула, разбудил меня:

— Товарищ старший лейтенант, вставай! С каких-то Бешуйских копей шахтер пришел.

Амелинов уже беседовал с молоденьким русым пареньком. Я подошел к ним.

— Меня дед прислал, товарищи партизаны. Немец в поселке был, сход собирал, грозился, — рассказывал шахтерский посланник, с завистью поглядывая на автомат Смирнова.

— Много было фашистов? — спросил Амелинов.

— Больше трехсот. На машинах приехали. В сторону леса пулеметы выставили. Несколько гитлеровцев подошли к колоколу, стали звонить. Звонят, звонят, а на улицу никто не выходит. Мой дед — Захаров. Вы, конечно, знаете его? — посмотрел на нас паренек. Но мы не знали его деда, и это очень удивило паренька.

— Вы не знаете дедушку Захарова? Да это первый забойщик! — немного обиженно сказал хлопец. — Так вот, дедушка все ходил по комнате и руки потирал: "Звоните, говорит, нехристи, звоните до утра, никто не выйдет, не такой наш народ". Так немцы ни с чем и уехали, оставили небольшую охрану и все… Еще дед велел сказать, что в шахте все оборудование целое и фашисты могут ее пустить в ход. Мнение рабочих такое: поджечь угольные пласты. Потушить их будет очень трудно.

— По-моему, выйти туда да прихлопнуть фашистов! — вмешался Смирнов. — Эй, как тебя зовут? — повернулся он к парню. — Саша, говоришь? Ты, Сашко, дорогу в поселок хорошо знаешь?

— С завязанными глазами найду.

— По-моему, Володя прав. Пойти да угостить как следует фашистов. Не ждать, когда больше наедет, — сказал кто-то.

— Это дело! — обрадовался Смирнов.

Мы поспешно стали собираться на операцию, но Амелинов поднял руку:

— Не горячитесь, товарищи. Без приказа командующего никто никуда не пойдет! Бешуйские копи — это уголь, которым хотят воспользоваться гитлеровцы. Своим налетом мы только насторожим их. Испортим все дело. Здесь нужна более широкая операция.

Доводы Амелинова были убедительными. Смирнов с неохотой снял с плеча автомат.

Через день штаб Мокроусова разработал план нападения на Чаир — так назывался поселок бешуйских шахтеров. Значительно позже я узнал, что эта операция была осуществлена Евпаторийским отрядом. Фашисты угля с Чаира не получили, а все шахтеры ушли в партизанские отряды.