В горах Таврии - [34]

Без четверти два почти рядом с нами вдруг вспыхнула зеленая ракета, за ней серия белых. Это враг. Значит, село под нами.

Действительно, Коуш оказался совсем рядом. Я повел отряды к западной стороне, где надо было пересечь шоссе и железнодорожную линию. Все же мы опаздывали, густые заросли отняли у нас много времени.

Не успели взять нужную тропу, как в небо поднялась зеленая ракета, на этот раз приблизительно с места командного пункта Киндинова, начальника района. Сигнал — начало штурма.

— Бегом за мной!

На северо-восточной окраине села вспыхнуло пламя. Сейчас же занялся второй пожар. Это Бахчисарайский отряд! Он уже в селе и действует.

— Вперед, вперед! — тороплю людей.

По колено в воде мы перебежали речку. Кто-то плюхнулся в воду. В селе еще не слышно стрельбы, только все чаще вспыхивают подожженные бахчисарайцами дома…

Разгоряченные их первым успехом, мы бежали по улице.

Неожиданно прямо перед нами мелькнул красный свет, в темноте повис испуганный крик:

— Хальт!!

И вслед ему раздались сигналы, свистки. Длинная пулеметная очередь вырвалась из темноты с такой стремительностью, с какой вырывается туго сжатый воздух из лопнувшей резиновой камеры.

Громкие крики гитлеровских патрульных, истошные сирены автомашин, одиночные очереди из автоматов, пулеметов, хлопки ракет — все слилось в одно и предвещало длительную и горячую схватку.

В окна уже летели партизанские гранаты, вспыхивали короткие, как молния, отсветы, мелькали фигуры полуодетых фашистов.

— Муттер! Муттер! — не своим голосом кричал маленький солдат. Он с разгона упал на заснеженную землю, раскинув руки.

У речки захлебывались пулеметы.

Партизаны рассыпались. Хорошо освещенные пламенем пожаров, гитлеровцы бежали нам навстречу занимать окопы. С близкой дистанции мы открыли по ним огонь. Но и на нас обрушился град трассирующих пуль. Рядом со мной кто-то коротко простонал и затих.

Пожар уже охватил все село. Только на юго-восточной стороне было темно. Значит, евпаторийцев нет. Шел ожесточенный уличный бой. Все смешалось. Метрах в пятидесяти от нас лежали какие-то люди.

— Эй, евпаторийцы!

Ответом были длинные автоматные очереди.

Я очень отчетливо запомнил все подробности этого первого для меня ночного боя. Удивляло умение партизан действовать в этом кипящем огненном котле. Вот почти рядом со мной партизан поджигает двухэтажный дом, с балкона которого бьет пулемет. Поражает невозмутимое спокойствие партизана: дом никак не загорается, но он настойчиво делает попытку за попыткой поджечь его. Наконец, приволакивает большой камень и, встав на него, протягивает факел к деревянному карнизу. Ярко освещенный, не обращая никакого внимания на грохот и трескотню уличного боя, на светящиеся пули, которые шальными стаями носятся по улицам, партизан продолжает свое дело. Пламя охватывает балкон, вскоре он обрушивается на землю, и на его месте поднимается столб огня.

Стрельба то утихала, то опять возобновлялась с возрастающей силой, особенно в районе, где действовал Македонский. Фашисты сумели организовать и там крепкое сопротивление.

Противник несколько пришел в себя, и положение наше ухудшилось.

Прислушались… Выстрелы раздавались в северо-западной стороне все выше и выше. Значит, наши уже отходят.

Ко мне подбегают командиры отрядов, просят приказ на отход. Но я его не даю, — не имею права давать. Киндинов молчит. Разведка, посланная мною во все стороны, наших не нашла, кругом были фашисты.

Что же делать?

Десятки немецких автоматчиков, заняв высоты и опушки леса, прочесывали ущелья, выходящие из села.

Но вот три красные ракеты одна за другой взвились в предрассветное небо. Это сигнал отходить!

Но куда отходить? А если в центр села, а потом по шоссе и где-то свернуть в сторону? Только так. Враги этого не ждут.

— За мной! В село!

Мы бежали через дымные улицы, преодолевая вражеские заслоны. За нами катилась стрельба, но мы нашли лазейку и по старой забытой тропе выскочили в горы.

Рассвело. Медленно, очень медленно мы пробивались все выше и выше. Горящее село осталось внизу. По Качинской долине широким полотном стлался дым пожара.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Плотные белые облака длинными языками спускаются к ущелью Уч-Кош. Солнце ярко освещает полоску вечнозеленой растительности побережья. Вершина Медведь-горы, далеко выдвинувшаяся в море, покрыта пушистой шапкой облаков.

Теплое воздушное течение, поднимающееся от моря и нагретого февральским солнцем берега, разрывает массу облаков и, унося их ввысь, разбрасывает по небу кружевным узором.

Внизу, у самого моря, раскинулась сверкающая на солнце Ялта. Отсюда она кажется совсем крошечной. Сколько раз мне приходилось наблюдать восход солнца с вершин Ай-Петри и любоваться Южным берегом с высоты птичьего полета!.. Помню, летним вечером, после ужина, шумной компанией в автобусах поднимались мы по одной из красивейших дорог Крыма — Бахчисарайскому шоссе. Оно вьется петлями, ныряя то в сосновый мачтовый лес, то в густые заросли шиповника. Под скалой Шишко шоссе делает тринадцать таких петель, и с каждого поворота открывается чудесная панорама побережья. Трудно передать и все наши восторги в то время, когда проводник в предрассветной дымке вел нас к вершине Ай-Петри…