В горах Памира - [46]

Народы Западного Памира живут оседлой жизнью и, несмотря на неблагоприятный рельеф, издревле занимаются земледелием. С колоссальным трудом они осваивали под земледельческие культуры все, хотя бы мало-мальски пригодные, клочки земли на речных террасах, на конусах выносов и на древних моренах. Отсюда сверху, нам видны эти небольшие поля, к которым тонкой сетью расходятся многочисленные арыки.

Спуститься с террасы прямо в долину невозможно. Вниз уходит очень крутой склон. Собственно говоря, мы и не думали сразу спускаться вниз. По террасе вьется хорошо утоптанная тропинка, по которой мы и пошли, рассчитывая, что она рано или поздно приведет нас в долину. В полукилометре пути по тропе, мы увидели летовку, стены которой выложены из камня, а крыша представляет собой переплетенные ветви деревьев, засыпанные слоем земли. Внутри нее царит полумрак. Сквозь единственное отверстие в крыше для выхода дыма едва пробивается дневной свет. Все почернело от копоти. Видимо, пища готовилась здесь же прямо на костре, рядом лежит чугунный казан. Недалеко от жилой постройки каменная ограда – загон для скота. Да и вода здесь совсем рядом – в 200 м отсюда протекает ручей. Сюда на сочные травы альпийских лугов таджики выгоняют летом скот. Эта мера связана не только с наличием здесь хороших пастбищ, но и со стремлением уберечь от порчи и без того скудные посевы. Сейчас, осенью, когда уже снят урожай, скот угнан в долину, и летовка будет пустовать до будущей весны.

Вскоре тропа свернула с террасы и по крутому склону большими зигзагами начала спускаться в долину. Мы уже видели, что тропа должна привести нас к небольшому кишлаку Ван-Ван на правом берегу Ванча. Мы знаем из описания, что этот кишлак богат фруктовыми деревьями, а для наших уже немного истощенных желудков это было опасно.

«Да, на зелень ни в коем случае набрасываться нельзя, – предупреждал заранее Валентин, – помните, что легкомыслие может плохо кончиться».

Вдали уже показались густые заросли деревьев, среди которых мы едва различили две-три постройки. Это и был Ван-Ван. В § часа дня мы спустились к кишлаку. Но едва только мы подошли к первым же деревьям, нашим взорам предстали отяжелевшие от обилия созревших плодов ветви деревьев. Сочные пожелтевшие яблоки едва держались на ветвях, груши, слегка покрытые матовым налетом, темные, сочные сливы, придающие деревьям багровую окраску – все это в изобилии окружало нас. Разве можно было устоять и вспомнить о предусмотрительных предостережениях Валентина, которого и самого нельзя было оторвать от сочных фруктов. Еще через несколько минут нам пришлось есть кислое молоко и арбузы, которыми нас угостил гостеприимный хозяин первого же дома, куда мы пришли. Наш отказ мог показаться хозяину обидным, и мы безнадежно махнули рукой на вероятную реакцию своих желудков: «Будь что будет!» – сказал Валентин, заканчивая кислое молоко и принимаясь за арбуз.

16 сентября

Когда наши дни с утра до вечера были заполнены тяжелой работой, которая представляла собой движение по ледникам, мы как-то не обращали внимания на наш внешний вид. Было не до этого. Но теперь, когда мы снова оказались среди людей, наш далеко не привлекательный вид нам же самим стал неприятен. Штормовые костюмы были выпачканы грязью и кое-где порваны. Обгоревшие и обветренные лица обросли густыми бородами. Мы принялись срочно приводить себя в порядок.

Наш приход сюда из ущелья Оби-мазар вызвал у жителей маленького кишлака удивление. Старики, показывая руками в ту сторону, откуда мы пришли, повторяли один и тот же вопрос: «Музтаг?»[37] и недоуменно покачивали головой. Они привыкли, что люди приходят только со стороны низовьев Ванча. После долгого объяснения посредством жестикуляции с хозяином дома мы выяснили, что он еще не забыл, как 8 лет назад тем же путем пришли сюда люди в таких же, как и у нас, ботинках на металлических шипах. У них за плечами были такие же вещевые мешки, а в руках ледорубы. Речь шла об отряде экспедиции 1932г.

Хозяин дома – старик с большой седой бородой и слезящимися глазами. Поверх широких шаровар опускается почти до колен просторная белая рубаха. Старик, несмотря на свой преклонный возраст, еще крепок. Широкая грудь и плечи свидетельствуют о здоровье и силе. Я видел, как он гнал двух черных буйволов, запряженных в волокуши[38]. С горных лугов он привозил скошенную траву на этих своеобразных санях. В ущельях Западного Памира вьючные тропы еще не видели колес. В любое время года по тропинкам, на головокружительных высотах, все грузы перевозятся вьюком или на волокушах. Под вечер старик усаживался на веранде своего домика и занимался починкой обуви для всей своей многочисленной семьи. Фактически руководит всей семьей его жена. Большая часть работы лежит на ее плечах.

Одежда местных таджиков, особенно стариков и детей, очень скромна, но зато молодежь не прочь щегольнуть костюмом, украшенным вышивкой. Особенно мне запомнился один из собеседников старика. Это был молодой таджик. На очень смуглом лице из-под густых темных бровей смотрели красивые черные глаза. Правильной формы нос и несколько выдающаяся вперед нижняя челюсть придавали лицу волевое выражение. Тщательно подстриженная и подбритая черная клинообразная бородка на лице соединялась с бакенбардами. Его крепкое телосложение ясно обозначалось под широким полосатым халатом, подпоясанным кумачевым поясом. На голове красовалась новая тюбетейка с яркими узорами, которой он, видимо, очень гордился. На нем были мягкие сапоги собственного изготовления, они подчеркивали легкость его походки.