В горах Ештеда - [201]

Ведя этот разговор, обе женщины крадучись покинули дом и, соблюдая осторожность, свернули в высокий лес, где Мартинка строго-настрого наказала Вендулке хранить молчание, поскольку-де никогда не знаешь, не прячется ли за деревьями какой-нибудь соглядатай.

Вендулка прямо вздрогнула, когда ее вдруг обступила промозглая, сырая, густая тьма леса. Тут не проблескивало ни единой звездочки, тут она услыхала, как над нею и вокруг нее что-то шумит, воет, вздыхает, стонет, и неизвестно откуда исходят и с какой стороны доносятся эти таинственные, не слышанные доселе голоса, кому или чему они принадлежат, действительно ли эти жалобные звуки издают один только пихты, ели да грабы, или, может, еще что другое. Временами ей чудилось, будто она идет под водой, по дну озера и стонут над ее головой его волны. Она невольно вспомнила сказку, которую их работница любила рассказывать зимой, сидя на печи.

Был на свете один город, нежданно-негаданно провалился он в тартарары, а из земли на этом месте вышло озеро, и все это случилось из-за одного обманщика, которого город приютил в своих стенах. Говорят, будто до сих пор люди слышат на берегу колокольный звон, взывающий о помощи и вызволении…

Не оттого ли пришла ей на ум эта сказка, что она сама вдруг оказалась ввергнутой в пропасть отчаяния, что она лелеяла в своей груди любовь к обманувшему ее человеку и что ее сердце билось, утопая в море печали, наподобие колокола, взывающего о помощи там, где вода поглотила город?

Вендулку обуяли такой страх и ужас, какого она еще никогда не испытывала: впервые попала она ночью в лес, к которому была непривычна, так как выросла в деревне, среди лугов и садов.

«Ах, лучше уж брести одной по ночному лесу, лучше быть у корчемников на побегушках, чем жить под пятой у несправедливого мужа, который изводит и порочит жену за ее благонравие», — внушала она себе и страх в душе уступал место горькой печали. Как тут было не вспомнить, на этой безмолвной, скорбной стезе, те мгновения, когда она словно на крыльях летела из отчего дома под кров жениха, чтоб стать хозяйкой в его доме, счастливою, чтимой, любимой и любящей?! Небо тогда алело, точно сплошь усеянное розами, меж ними вились золотистые тропки, и мнилось ей по простоте сердечной, что отныне она будет ходить с Лукашом только по таким вот золотистым тропкам, среди чудесных роз и душистых фиалок. На деле же все оказалось иначе, она во всем обманулась, и ничего не осталось от ее мечтаний, любви, надежд и молодости, — ничего, совсем ничего!

«Нет, я забуду его, забуду… — твердила она себе, ибо что-то в ней кричало, что она никогда, никогда не сумеет вырвать его из сердца, что, раз отдав ему свою душу, она вовеки не сможет отнять ее у него. — Убиваться по нем я не стану. Кто знает, с кем из моих завистниц смеется он сейчас надо мной?! Не буду думать о нем, не хочу о нем думать, он не достоин ни единого моего вздоха. Если мне и удастся пересилить себя, так уж только здесь. Здесь я ничего о нем не услышу, никогда с ним не встречусь, никто не будет мне здесь рассказывать о его новом сватовстве и свадьбе, никто не станет нахваливать его невесту, какая она красавица и как он ее любит… Любит? Неужто он и вправду полюбит другую? Быть того не может! Я хоть и очень на него сердита, но чтоб полюбить другого вместо него… нет, этого я не смогла бы даже ему назло! Правда, у мужчин любовь совсем не то, что у нас, в этом я, к несчастию, убедилась… Но он таким не был до своей женитьбы, это он потом переменился возле покойницы…»

Внезапно Вендулке пришлось прервать свой жалобный немой монолог: старая Мартинка вдруг остановилась, и ей, шедшей узкой тропинкой следом за тетушкой, пришлось остановиться тоже. Мартинка вынула что-то из своего кармана, тоненько просвистела — словно птица очнулась где-то высоко в ветвях — и чутко прислушалась. Через минуту издали донесся такой же протяжный и нежный звук. Тетушка обрадовалась.

— Старый Матоуш меня еще ждет, — шепнула она Вендулке. — Он знает, что я приду, что бы там ни случилось. И то сказать, ведь на меня одну и может он положиться. Недаром он это говорит! А теперь надо поторопиться, чтоб ему снова не ждать.

И Мартинка с такой поспешностью устремилась вперед, что едва поспевавшей за ней Вендулке пришлось ухватиться за ее подол, не то бы она тут же потеряла из виду прыткую старушку. В мгновение ока очутились они у высокой, поросшей кустарником скалы. Вендулка думала, что скалу они обогнут, но не тут-то было! Мартинка стала карабкаться вверх по каменистым уступам, наподобие серны, с которой только что сравнивала старого Матоуша. И опять племянница едва поспевала за ней. Карабкались они недолго, тетушка внезапно свернула в сторону, заросли расступились, и впереди открылась небольшая прогалина, мелькнула мужская фигура. То был старый Матоуш, он поднялся с травы, где лежал, поджидая замешкавшуюся сегодня носильщицу. Заслышав шорох в кустах, он достал было из-под полы внушительный узел, но, увидав, что вместо одной женщины из зарослей выходят две, бросил узел на землю и поспешно сунул руку за пазуху. Вендулка в испуге спряталась за спину тетушки — в руке у старика тускло блеснул пистолет, он целился прямо в голову Вендулке. Кто знает, что бы стряслось, если б Мартинка тут же не бросилась к нему и не объяснила, кого взяла нынче себе в помощницы! По крайней мере именно это думала Вендулка, у которой все поджилки тряслись.