В гольцах светает - [83]

— Вы фокусник, Козьма Елифстафьевич, — сквозь смех заметил Зеленецкий, увлекая его в гостиную. — Лиза, нам что-нибудь закусить...

— Как тайга, Козьма Елифстафьевич? Как таежные дороги, ведомые лишь Николаю-угоднику да вам? — Зеленецкий присел на краешек стула, напротив старшины.

— Гасан знает тайгу лучше Миколки!

— Конечно, трудно найти другого, кто бы знал тайгу так же, как вы. А как...

— Да, в сопках нет другого человека.

— Безусловно, безусловно, Козьма Елифстафьевич. А смогли бы вы сейчас добраться через эти дьявольские сопки до Читы? Ведь...

— Гасан может!

— Ведь это очень трудно и рискованно.

— Гасан все может!

— Ведь сейчас сопки полны опасностей. Я бы никогда не решился на этот переход.

— Мышь не показывает носа из своей норы, когда в сопки приходит маленький дождь.

— Прекрасно, — рассмеялся управляющий, хотя ему пришлось проглотить пилюлю. — Другого ответа я от вас и не ожидал. А теперь отметим нашу встречу и ваши награды. Лиза уже позаботилась о нас. Я отлучусь на минуточку, Козьма Елифстафьевич, с вашего разрешения...

Управляющий скрылся в своем кабинете.

Проводив его, Гасан огляделся по сторонам. Здесь он бывал впервые, хотя с управляющим виделся часто. Встречи происходили в приисковой конторке. И меха, выкуп за жену, Гасан передал Зеленецкому в конторке.

Со стен просторной комнаты на Гасана смотрели портреты. Самые разнообразные по цвету рамки обрамляли неподвижные молодые и иссеченные морщинами лица. Все это общество высокомерно взирало на Гасана. Точно таким же взглядом со стены встретил его и сам хозяин — молодой, узколицый, с рыжими усиками. «Это второе лицо Зеленца похоже на морду рыси, которая проглотила детеныша козы и залезла на дерево отдохнуть», — размышлял Гасан, разглядывая портрет...

— А для вас, Козьма Елифстафьевич, я припас по вашему характеру. — Управляющий поставил на стол бутылку спирта. — А я не могу. Сердце слабое. Мне уж что-нибудь поскромнее. Ликерчиком балуюсь...

— Напиток Нифошки! — воскликнул Гасан, наполняя свою посудину спиртом. — Моя Агаша...

Гасан умолк. Могучая рука дрогнула. Спирт расплескался по скатерти. Воцарилось молчание.

— А как поживает Агния Кирилловна, Козьма Елифстафьевич? Ваша и ее дочь? Надеюсь, они чувствуют себя прекрасно, — предчувствуя недоброе, поспешно обронил Зеленецкий.

— Нет у Гасана дочери! Она утонула... Горе съело разум Агаши, — произнес Гасан...

Рюмка выскользнула из рук управляющего. Изумрудная жидкость расползлась по накрахмаленному полотну. «В ее жилах текла кровь Гасана!» — донеслись до него слова. Поразил голос: в нем слышалась упрямая, непобеждаемая сила. Зеленецкий вдруг почувствовал себя совсем маленьким против этого человека. Обмахнув глаза платком, он с грустью заключил:

— Какое горе для нашей семьи... И на прииске, Козьма Елифстафьевич, обстановка складывается не к счастью... Народ выходит из повиновения... Отказывается работать...

— Ха! Надо заставить длинноухих слушаться! — снова возвысил голос Гасан.

Управляющий нервно усмехнулся, вытащил из кармана лист гербовой бумаги с печатью городского нотариуса.

— У вас сильное сердце, Козьма Елифстафьевич. Никакое горе не в состоянии сломить его, поэтому...

— Да, это так! С сердцем зайца нет места в сопках.

— Поэтому царь обращается именно к вам. Вот послушайте, что он пишет.

«Русский царь просит господина старшину первого Чильчигирского рода Козьму Елифстафьевича Доргочеева срочно перевезти груз золотопромышленной компании до города Читы. Так как ему ведомы все таежные тропы, считаем безопасным поручить доставить груз государственной важности именно ему...»

Гасан с важным видом выслушал, не отводя глаз от знакомого гербового листа.

— Царь поручает вам большое дело.

— Это говорит он сам? — уточнил тот, осторожно дотрагиваясь до герба.

— Да, да, именно сам государь обращается к вам с просьбой.

— Гантимур говорит, что Гасан нужен самому царю, и Гасан приехал. Пусть Зеленец скажет, что я должен перевезти в город!

— Сейчас увидите, Козьма Елифстафьевич.

Управляющий взял Гасана за локоть и провел в свой кабинет. Направо от входа у переборки небольшим штабелем стояли ящики. Они были очень маленькие, обитые темной жестью, тонкая проволока стягивала их крест-накрест и оканчивалась массивной свинцовой пломбой, на которой были вытиснены инициалы управляющего. Ящичков было не меньше двух десятков. Зеленецкий взял один из них и подал Гасану. Тот, не предполагая его тяжести, чуть не выронил ящичек из рук.

— Эта коробка тяжелее четырех зайцев! — удивленно воскликнул он.

Управляющий довольно потер пальцы, пояснил:

— В каждой такой коробочке двадцать пять фунтов.

Он достал крохотные кусачки, ловко пересек проволоку в четырех местах и осторожно снял крышку. Желтое сияние хлынуло в глаза изумленного старшины. Он никогда не видел столько золота, хотя был связан с прииском шесть лет. Золото обычно переправлялось водным путем, в середине лета. Когда в реках устанавливался твердый уровень воды, охранники на легоньких лодках реками и речками спускались к Витиму, поднимались вверх, добирались до первого близкого к городу селения, где их ожидали подводы. Так кружным путем годовая добыча металла достигала Читы...