В гольцах светает - [49]

Купцы спали.

Охотник осмотрелся. У входа один на другом стояли ящики из-под спирта, передний угол был завален пушниной. Сверху красовались шкурки четырех чернобурок. Это, казалось, обрадовало охотника. Он подошел к бородатому купцу, тихонько дернул за рукав шубы. Тот замычал и повернулся на другой бок. Гость стал настойчивее. Наконец чернобородый открыл глаза, сел, лениво потянулся.

— Но, выкладывай-от, чо тама у тебя. Опохмелиться, поди, надо.

— Этой ночью моя голова и сердце были во власти араки, купец Черный, — начал гость.

— Но, — зевнул хозяин.

— Я приходил в твою юрту.

— Но...

— Ты взял шубу чернобурки у меня, а дал всего бутылку спирта...

— Чо мелешь? — усмехнулся купец в бороду. — Я что-то не припомню твою рожу. Тут много братвы вашей перебывало. Но спирт-от я не давал ни одной душе. Рухлядишки и видать не видывал. Ты, брат, наверно, во сне то видел.

— Я вижу шкурки в твоей юрте, купец Черный, — возразил охотник.

— То, брат, пушнина шуленги вашего, Козьмы Елифстафьевича, — ответил купец с той же усмешкой. — Иди, брат, охмелиться тебе все одно не доведется.

— У меня совсем не осталось шкурок. В юрте не будет еды, — проронил охотник безнадежно. — Ты взял чернобурку, купец Черный.

— Може-от была твоя, да вся вышла, брат. Тебе полезно охолонуть.

Купец лениво поднялся, взял охотника за шиворот и выбросил на улицу... Охотник сел, понуро опустил голову. Губы его беззвучно шевелились.

— Дуко?! Зачем ты здесь? — раздался над его головой удивленный голос.

Дуко медленно поднял тяжелую голову. Перед ним стояли Аюр и Дуванча. Он медленно встал, растерянно улыбнулся.

— Купец Черный обидел, — дыхнул он спиртным смрадом. — В моей юрте не будет еды.

— Пустой желудок сделает твою голову умнее, — проворчал Аюр. — Ты пропил за одну ночь зиму большого труда. Твои ноги и руки работали на купца Черного.

— Да, это так, — безропотно согласился Дуко. — Надо идти к сыну хозяина-Гасана...

У лавки Гасана все еще валялись сонные, угоревшие от спирта люди. Некоторые из них ворочались, садились, тупо озираясь вокруг. Опухшие лица, взлохмаченные головы, бессмысленные глаза...

— Спирт делает головы людей дурными. Они суют их в петли, как рябчики, — тихонько ругался Аюр.

Охотники вошли в лавку. Из-за стойки высунулось жирное лицо Перфила, злорадно ухмыльнулось, исчезло.

Вошедшие поздоровались. Под прилавком послышалось глухое бульканье и посапывание.

Охотники переглянулись. Перфил красный, как шуба огневки, поднялся на ноги. Маленькие глазки ощупали сумки охотников, все еще стоявших возле порога, презрительно сощурились, толстые губы приоткрылись.

— Если вы пришли не с пустыми руками, вам нечего стоять у дверей. Вы принесли шкурки для русского царя?

— Да, — ответил Аюр.

Перфил положил перед ним лист бумаги, достал ручку, чернила, зевая, уставился в его лицо.

Аюр развязал тощий на вид кожаный мешок. Положил на прилавок черную лисицу, бурого соболя и опустил мешок на пол.

— Русский царь просит пушнины, равной четырем шкуркам соболя. Разве Аюр не знает этого?

— Я дал, сколько надо, — спокойно возразил тот.

— У Аюра глаза дневного филина. Или он думает, что сын хозяина-Гасана потерял голову? — усмехнулся Перфил.

— Черная шкурка равна трем соболям и шкурка соболя, — снова возразил Аюр.

— Русский начальник рассердился, когда узнал, что Аюр и сын Луксана не отдали шкурки царю. Он сказал: для них черная лиса равна двум соболям, — Перфил звучно расхохотался.

— Русский начальник?! Значит, твой язык идет его следом? Однажды жирный заяц пошел следом волка, и от него остался один хвост, — рассмеялся Аюр в тон Перфилу.

Он достал из мешка шкурку соболя, положил на прилавок. Перфил, вздрагивая всем телом от смеха, лениво смахнул шкурки на пол. Подвинул бумагу. Аюр старательно, по буквам нарисовал свое имя.

Перфил перевел тупой взгляд на Дуванчу. Тот положил на прилавок серую шкуру рыси, сиводушчатую лисицу, огневку.

— Равное трем, — равнодушно бросил Перфил.

Дуванча взглянул на Аюра, достал связку белок, считал по пальцам, морща лоб, сбивался. Пересчитывал снова. Потел.

— Двадцать и пять, — подсказал Аюр.

— Пусть отдыхает твой слабый разум, — хохотнул Перфил. Его рука лениво потянулась, подхватила связку белок, кинула под прилавок.

— Но там в пять раз больше! — воскликнул Дуванча.

— Русский царь будет хорошо любить сына Луксана, — затрясся Перфил.

— Сын волка! — крикнул Дуванча, наваливаясь на прилавок.

Глаза Перфила блеснули.

— Не сердись, сын Луксана. Сын хозяина вернет шкурки, — спокойно произнес Аюр. Его внимательные глаза в упор смотрели на Перфила.

— Но я говорю, что его отец должил в лавке муку и припас для ружья! — неожиданно запетушился Перфил, махая толстыми руками. — Вот бумага, где написано, что он брал. Муки один мешок, крупы наполовину меньше, табаку пять осьмушек, чаю три куска, припас для ружья...

Перфил бросил на прилавок бумагу и сердито заключил:

— За это ты должен отдать пушнину, равную трем соболям. А ты разве не его сын?

— Но ты взял больше.

Перфил проворно нагнулся, швырнул шкурки на прилавок.

— Пусть твои пальцы сами считают, если ты разучился доверять хозяину.

Дуванча стоял в нерешительности. Подошел Аюр и столкнул пушнину за прилавок.