В годы большой войны - [67]

Арвид Харнак скептически отнесся к идее Харро, но Милдрид поддержала Шульце-Бойзена:

— Почему бы не попытаться, Арвид, это так неожиданно. Надо учитывать психологию обывателей. Ведь занимается же Гиммлер алхимией, ищет философский камень, верит, что в него самого переселилась душа Генриха Птицелова…

— Да, да! Поверьте мне, — Харро все больше вдохновлялся собственной идеей, — к нашей гадалке еще явится и сам Генрих Гиммлер, осведомиться о своей судьбе… Направлять работу Анны Краус мы можем через Грауденца, она живет рядом с ним. Грауденц тоже рассказывал мне про гадалку.

— Это смешно, но можно попробовать, — сказал неулыбчивый государственный советник Арвид Харнак. — Однако меня все-таки куда больше интересуют такие люди, как инженер Кумеров — человек, который в совершенстве знает авиационное производство в рейхе.

— С инженером Кумеровом я уже встречался, — сказал Харро, — он сам предложил свои услуги. Именно от него получена информация о производстве заводов Мессершмитта.

— Я этого не знал, — ответил Харнак. — При всем этом главное — не забывать об осторожности…

6

Связь с Центром шла только через курьеров. Никаких радиопередач из Германии! Это было железным правилом. Было яснее ясного, что работа коротковолновых передатчиков тотчас же насторожила бы гестапо, подтвердила существование нелегальной сети в Германии. А это, в свою очередь, осложнило бы отношения между двумя странами — между Москвой и Берлином. Уж не такими они были добрососедскими даже и после того, как в августе тридцать девятого года был подписан договор о ненападении. Правда, с подписанием договора в немецкой пропаганде исчезли враждебные, агрессивные высказывания против Советского Союза. На самом же деле отношения между Москвой и Берлином оставались напряженными.

В эфире было спокойно. Радисты станции подслушивания и перехватов в Кранце на дежурствах изнывали от скуки. На всех диапазонах звучала музыка, были слышны голоса дикторов да угрожающие, либо хвастливые речи главарей «третьего рейха».

Функ-абвер, отдел по наблюдению за эфиром, в своих каждодневных рапортах начальнику имперской разведки ограничивался одной и той же лаконичной фразой: «За истекшие сутки тайных радиопередатчиков в эфире не обнаружено». Правда, иногда, это было очень редко, где-то на северо-западе от Кобленца в направлении Брюсселя появлялись и вскоре замолкали неизвестные радиопередатчики, посылавшие в эфир группы цифр, не поддающихся расшифровке. Специалисты из функ-абвера были склонны думать, что вероятнее всего эти передатчики принадлежат бельгийским радиолюбителям-коротковолновикам либо сигналы подают друг другу рыболовные суда, плавающие вблизи побережья. Во всяком случае, у абвера тревоги это не вызывало.

В середине ноября сорокового года на Ангальтский вокзал Берлина прибыла советская правительственная делегация для переговоров с Гитлером. Возглавлял ее министр иностранных дел Молотов. Делегацию встречали фон Риббентроп и фельдмаршал Кейтель, которых сопровождали официальные лица. В тот день впервые с момента существования фашистской Германии в ее столице прозвучали торжественные звуки «Интернационала».

На Ангальтском вокзале все соответствовало дипломатическому этикету. На перроне возвышалась огромная корзина цветов, задрапированная тонкой розовой тканью, а над нею — советский и германский национальные флаги.

У подъезда вокзала выстроился почетный караул. Солдаты в касках, печатая шаг, продефилировали «гусиным шагом» перед прибывшими гостями. Автомобили советских представителей сопровождал почетный эскорт мотоциклистов, затянутых с головы до ног в черную, блестящую на дожде искусственную кожу. Перед гостями распахнулись двери дворца Бельвю на Шарлоттенбургштрассе. Их овеял аромат свежих роз, предупредительно расставленных в хрустальных вазах на столиках апартаментов резиденции советской делегации. Встреча осуществлялась на высшем уровне по дипломатическому протоколу. Не хватало только искренности. И это почувствовалось сразу, в первые же часы приезда делегации. Днем делегаты направились в новую имперскую канцелярию с визитом вежливости к главе немецкого государства Адольфу Гитлеру. Гитлер принял делегатов в своем огромном, как банкетный зал, кабинете. Он поднялся из-за стола, молча вышел на середину комнаты и, вскинув руку в фашистском приветствии, поздоровался с советскими делегатами. В этом жесте было что-то театральное и зловещее…

Гости расположились в креслах и на диване вокруг низенького столика в углу кабинета. Заговорил Гитлер. Он сидел в кресле напротив Молотова, одетый в военную форму серо-зеленого цвета с красной нарукавной повязкой — в белом круге чернело изображение свастики.

Гитлер говорил не менее часа, останавливаясь лишь для того, чтобы переводчики могли перевести его слова. Он совсем не заботился о том, что существуют какие-то нормы поведения, что такая беседа предусматривает взаимный обмен мнениями, он говорил один, стараясь выложить все, что намеревался сказать советским делегатам. Гитлер вдруг заговорил о том, что Англия уже разбита, что ее капитуляция — вопрос недалекого будущего. Крах Великобритании неизбежен — пора подумать, как разделить ее безнадзорное хозяйство, разбросанное по всему свету…