В годы большой войны - [49]

В прошлом Баранский был профессиональным революционером, и его научная деятельность перемежалась арестами, тюрьмами, работой в подполье. Именно он, географ Баранский, человек с открытым, мужественным лицом, преданный науке и революции, служил молодому венгерскому ученому примером для подражания. Коллеги не виделись несколько лет, обнялись, уселись тут же на кипах отпечатанных географических карт и заговорили о том, что их волновало. И не было, казалось, других, более удобных условий для разговора географов, чем эти толстые кипы карт, запах свежей типографской краски…

Затем были другие встречи, деловые разговоры, телефонные звонки, беседы с приятелями-эмигрантами. В гостиницу Шандор возвращался поздно. Как-то раз к нему зашел старый товарищ, с которым Шандор работал в Будапеште перед разгромом Венгерской советской республики. Зашел разговор об «Инпресс», и Радо рассказал о затруднениях, возникших в работе агентства. Приятель сказал:

— Послушай-ка, Шандор, а ты не думал, что тебе следует перейти к более активной борьбе с фашизмом?

Шандор не понял.

— Готов, но о вооруженной борьбе говорить еще рано…

— Как знать, — уклончиво ответил приятель. — Тобой интересовались товарищи, в частности Семен Урицкий.

— Мной? — удивленно спросил Шандор. — Я же человек штатский, чем я могу быть там полезен?

— Не знаю… Но если не возражаешь — познакомлю. Они хотели бы с тобой встретиться.

На том разговор и закончился. Приятель уехал, пообещав позвонить по телефону. Шандор долго думал и пришел к выводу: вероятнее всего, речь пойдет о разведывательной работе. Решиться на это не так-то просто.

В ту ночь Шандор долго не мог заснуть. «Конечно, если разговор идет о разведке, это признак доверия», — подумал он. Но что он смыслит в таком деле? Профан!.. И потом…

За окном было темно, только уличный фонарь, раскачиваемый ветром, бросал пятна света на мокрое стекло. Шел дождь.

Чем дольше раздумывал Шандор над неожиданным предложением, тем больше убеждался в своей догадке. Так что же он ответит? Конечно, против фашизма надо бороться более активно, нельзя ограничиваться только его разоблачением. Фашизм непременно приведет к войне. Неизбежно! Такова логика событий. Но что он, Шандор Радо, ученый-картограф, может сделать, чтобы предотвратить войну? Или хотя бы ослабить агрессивный порыв нацистов. И все же надо соглашаться. Ведь с германским нацизмом смыкается и венгерская контрреволюция во главе с Хорти. Пусть уж кто-то другой занимается в такое время «чистой наукой», фашизм угрожает существованию человечества, культуре, науке, цивилизации…

Той ночью Шандор Радо принял решение, единственное, которое мог принять.

Звонок раздался на другой день. В назначенный час приятель заехал в гостиницу, и они вместе поехали в центр города. Остановились на людной улице, затем прошли пешком в тихий переулок, поднялись на второй этаж большого кирпичного дома.

Дверь открыл человек невысокого роста с маленькой русой бородкой, представился — Артур Христофорович Артузов. Приятель Шандора, не заходя в квартиру, попрощался. Артузов сказал, что с минуты на минуту должен приехать комкор Урицкий, а пока пригласил пройти в кабинет. Ближе к окну стоял курительный столик, за которым они расположились. Артузов сказал:

— Не станем терять время. Вы, вероятно, догадываетесь, что мы хотим привлечь вас к разведывательной работе. Как вы на это смотрите?

— Я предполагал это. У меня была целая ночь на раздумье. Смущает меня одно — смогу ли я быть полезен в этой работе.

— Не боги горшки обжигают, — усмехнулся Артузов. — Сможете…

В прихожей раздался звонок, и Артур Христофорович пошел открыть дверь. В комнату, растирая руки, вошел высокий, подтянутый мужчина лет сорока, в военной гимнастерке с ромбами на воротнике. На груди — два ордена Красного Знамени.

— Давайте знакомиться — комкор Урицкий, — протянул он руку. — Рад, что согласились с нашим предложением. — Очевидно, Артузов уже предупредил комкора, пока тот раздевался в прихожей.

Семен Петрович Урицкий, недавно назначенный начальником управления Генерального штаба, был человеком дела. Он спросил, на каком языке предпочитает разговаривать его собеседник. Сам он свободно владел польским, немецким, французским…

— Начнем с русского, несколько лет я провел в Москве, — ответил Радо. Но Шандору все же трудно было говорить по-русски, и они переходили то на французский, то на немецкий.

— Прежде всего мне хотелось бы рассеять ваши сомнения по поводу непригодности к предлагаемой работе. В борьбе с фашизмом вы не новичок. У вас достаточный конспиративный опыт… Я слышал, что в «Инпресс» возникли осложнения.

С первых слов Шандор понял, что Урицкий и Артузов хорошо осведомлены о его прежней деятельности. Урицкий много курил, часто поднимался, расхаживал по комнате и снова усаживался к столу.

Радо высказал мнение, что в случае, если в Европе вспыхнет война, агентство «Инпресс» вообще могут закрыть. При всех обстоятельствах агентство, по его мнению, следует перевести в другую, лучше всего какую-нибудь нейтральную страну.

Урицкий задумался, закурил.

— Прежде всего мы должны определить вероятного противника на случай войны, — сказал он. — Для нас это ясно: нашим противником может быть фашистская Германия и, возможно, Италия. Лучше всего было бы, конечно, работать в самой Германии, но там вас хорошо знают. Поэтому, может, действительно остановимся на Швейцарии. Швейцария — страна нейтральная, но ей тоже угрожает германский фашизм. Вам было бы неплохо официально продолжать здесь свою научную работу.