В годы большой войны - [15]

В Москву они вернулись вместе, на другой день пошли в загс, а через месяц Клаус уехал в Испанию, в батальон Тельмана…

Но почему человек за столом перестал читать? Почему так на нее смотрит?

Чиновник глядел с удивлением. Странная женщина! Сидит с закрытыми глазами и таким счастливым лицом… Ведь ей же читают обвинительное заключение!

— Вы слушаете?

— Да…

Она приоткрыла глаза. Нет, нет! Они ничего не знают! Ингрид торжествовала, но обаяние наплывших воспоминаний рассеялось. Она стала внимательно слушать. О чем он читает?.. Странно, Ингрид даже не знала таких подробностей.

Чиновник перешел к изложению последних событий.

— «В конце июля 1941 года, — читал он, — обвиняемая Ингрид Вайсблюм, получив сведения о секретном производстве военного завода, старалась передать эти сведения вражеской стране».

…В то воскресенье Ингрид долго гуляла с дочерью. Ингрид любила созерцать Вену с высоты Леопольдсберга. Какой изумительный вид! С вершины город был хорошо виден — с тонкими шпилями старинных соборов, с браслетами парков, ажурными мостами через Дунай. Слева была видна зеленая полоса лугов, дальше, прижимаясь к дамбе, лежал подковой старый Дунай с желтыми песчаными отмелями, словно написанными акварелью. А еще дальше холмы Венского леса зелеными волнами набегали на город. И все это в тонкой прозрачной дымке, еще не успевшей рассеяться с утра…

Ингрид сидела на садовой скамейке в уединенной аллее и любовалась Веной. Она взяла с собой книгу, но читать не хотелось — рассеянно следила за девочкой, игравшей рядом. Как удивительно похожа она на Клауса! Даже ямочка на подбородке и что-то неуловимое в разрезе глаз, особенно когда она вскидывает брови. Говорят, девочки, похожие на отца, — счастливые.

В сквере было пустынно. Только у фонтана бегали дети, гоняясь друг за другом, и сидели несколько женщин. Еще был старик с тростью, зажатой между коленями. На трости висел его котелок, и он подставлял голову солнечным лучам.

Ингрид хорошо помнила, о чем она тогда думала. По радио передавали о новых успехах на фронте. Бои идут за Смоленск. Это, кажется, совсем недалеко от Москвы. Ужасно! Неужели в России будет, как во Франции… Ингрид ошеломила весть, что Гитлер напал на Советский Союз, думала — теперь Гитлер сломает наконец шею. Потом эти сводки. Каждый день, каждый день… И бесконечные победные марши по радио. Можно подумать, что вся страна только и делает, что марширует под барабанную дробь и звуки труб. Ингрид перестала слушать радио.

Внимание Ингрид привлекли негромкие голоса. Сзади, скрытые живой изгородью, разговаривали двое мужчин. Они сидели так близко, что к ней доносился запах табачного дыма. Мужчины курили, и голубоватый дымок просачивался сквозь кустарник. Собеседники неторопливо обменивались новостями.

— Слыхал? Бои идут под Смоленском, — сказал человек с хрипловатым голосом.

— Да, дело теперь пойдет быстрее. Фюрер обещал, что солдаты вернутся домой к рождеству.

— Не торопись. Говорят, русские дерутся как черти.

— Ну и что? — судя по голосу, второй собеседник был моложе. — Все равно скоро будет конец, — сказал он. — Что русские сделают против наших штукасов, против танков. У них ничего не осталось. На месте русских я поступил бы иначе — французы сделали куда умнее.

— И все же война скоро не кончится. Мой Езеф пишет, что каждую деревню приходится брать с боем.

— Подожди, подожди. Недели через две им преподнесут такую пилюлю, что они ахнут, — говоривший понизил голос, но Ингрид отчетливо слышала его слова. — На нашем заводе, на «Герман-Геринг-верке», заканчивают испытания. Я тебе скажу — это стоящие машины! Ходят по земле и под водой. Им не нужно никаких переправ. Машины готовят для Восточного фронта. Там что ни шаг — то речка…

Ингрид насторожилась, замерла, стараясь не пропустить ни одного слова. «Боже мой, неужели это будет!» Она плохо разбиралась в военных делах, но представила вдруг, как множество мокрых железных чудовищ выныривают из воды и рвутся на занятые русскими позиции…

Мужчины продолжали разговор. Ингрид поняла, что речь шла о заводе подъемных сооружений, который потом стал называться «Геринг-верке». Она знает этот завод — на берегу Дуная, немного выше города. Как все это страшно!..

Ингрид ощутила себя одинокой и беспомощной. Случайность позволила ей приобщиться к такой важной и грозной тайне. Но что она может, что? В своей стране, в своем городе она словно в пустыне. С кем ей посоветоваться, кому рассказать, а главное — как предупредить русских? Они истекают кровью и не знают, что им грозит новая опасность.

Грош цена ее любви к Советской России, приютившей ее с отцом в трудное для них время, если сейчас она ничем не может помочь людям, сражающимся против фашизма… Что же делать? Что делать? Решить это нужно сейчас, немедленно. Через две недели будет уже поздно.

Ингрид знала: в Германии, в Австрии есть много недовольных. Гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Вот и этот старик, греющий на солнце лысину, возможно, тоже не поддерживает Гитлера. Думает так же, как она… Как и она! — Ингрид презрительно скривила губы: в своей квартирке брюзжит шепотком, осуждая гитлеровские порядки.