В годину славы и печали - [12]

Извечная помощница людей в борьбе с огненной стихией вода на этот раз была полностью бессильна против «германского огня». Торопливо выливаемая людьми на огонь, она совершенно не гасила пламя, а только увеличивала его объем, разнося его все дальше и дальше своим движением.

Вслед за носовым прожектором на «Лотхен» вспыхнул и кормовой, высвечивая в черноте ночи лихорадочно мечущихся по земле людей. Они служили прекрасной мишенью для немецких пулеметчиков, которые не преминули воспользоваться случаем опустошить свои арсеналы. Чтобы стрелки могли лучше видеть свои цели, по приказу Цвишена дирижабль пошел на снижение, неотвратимо надвигаясь на горящий город.

Треск пулеметных очередей, какофония людских криков и стенаний, гудение огня и грохот рушившихся внутренних перекрытий зданий заполнили пространство над городом, спящим мирным сном какое-то время назад.

Брандт и Гримм ничуть не отставали в бомбометании от своего командира. Один за другим вспыхивали рыжим пламенем дома мирных жителей, оказавшиеся на пути движения имперских дирижаблей. Сторонний наблюдатель с легкостью определил бы траекторию движения воздушных монстров по тем бушующим огненным рекам, которые разлились в ночной мгле, отмечая маршрут безжалостных агрессоров.

Получив в свое распоряжение абсолютно беззащитный город, германские авиаторы упивались своей полной безнаказанностью. Горячка безумия охватила буквально всех. Стрелков, расстреливающих беззащитных людей из тяжелых пулеметов, штурманов, расчетливо уничтожающих целые кварталы мирного города. Пилотов, холодно направляющих свои огромные машины смерти на новые цели, а также командиров, руководящих всей этой кровавой вакханалией. Все они переступили ту хрупкую грань сознания, которая отделяет человека разумного от безумного маньяка, живущего только одним желанием удовлетворения жажды убийства.

Каждый экипаж стремился не просто сбросить свой груз, а поджечь как можно больше строений совершенно мирного города. Основательно и неторопливо разгорались две обувные фабрики, обрекая большую часть населения города на голод и страдания, поскольку других предприятий в Норидже не было. Ярким факелом в ночи пылал нориджский собор Святой Троицы, видевший еще самого Вильгельма Завоевателя. Его огромный шпиль был подобен огромному огненному маяку, указывающему путь заблудившемуся путнику во тьме ночи.

Пулеметчики с «Аннхен» азартно расстреляли обитателей нориджского колледжа, в страхе высыпавших из стен своего общежития на городские улицы. Хлесткие струи свинца безжалостно выбивали толпу подростков, спросонья в панике ринувшихся на освещенное лучами прожекторов место. При этом немцев ничуть не смущал ни возраст, ни пол их жертв. «Хороший враг – только мертвый враг, даже если у него нет сейчас оружия. Оно обязательно появится у него потом». Таков был лозунг кайзеровских стрелков, и ни один из них не удержал свою руку при виде беззащитных детей.

Прошло всего сорок минут, а Норидж уже был буквально стерт с лица земли. Пылал весь центр города, грамотно зажженный имперскими авиаторами, и от него огненный вал неумолимо накатывался на городские окраины. Помочь несчастным жителям Нориджа в этом аду было некому. Расстреливая город из пулеметов, немцы в первую очередь старались уничтожать прибывших на тушение огня пожарные команды, а также кареты «скорой помощи», отважно бросившиеся исполнять свой служебный долг.

Полностью очистив свои бомбовые отсеки, дирижабли поторопились убраться восвояси, не забыв перед этим для отчета перед высоким начальством запечатлеть на фото результаты своей чудовищной работы.

Всего за эту ночь в Норидже погибло около полутора тысяч человек, более пяти тысяч получили ранения или ожоги и свыше 52 тысяч лишились жилья. Эти цифры, даже сознательно уменьшенные правительством наполовину, потрясли Англию. Многие жители близлежащих деревень и городов срочно прибыли в Норидж и убедились в том, во что отказывались верить.

Закопченные останки труб домов, груды черного пепла на пепелищах и вереницы окровавленных мертвых тел лежали на восточной окраине города, вернее того, что от него осталось, все это предстало перед глазами британцев, приехавших в Норидж. Опасаясь распространения эпидемии и не имея возможности достойно похоронить погибших, местные власти приказали сложить все тела в одну общую могилу и засыпать их гашеной известью.

Стремясь сплотить народ перед лицом горя, премьер Ллойд-Джордж объявил 10 сентября Днем национального траура, но именно вечером того же дня орлы Берга отправились в свой новый полет на мирные города Альбиона. Ободренный успехом Берг приказал немедленно повторить налет, чтобы еще больше вселить в сердца британцев страх и неуверенность за свою безопасность.

Едва дав экипажам отдохнуть, а дирижабли заправить горючим и загрузить новыми бомбами, Берг безжалостной рукой вновь бросил любимцев Второго рейха в горнило войны. Генерал спешил нанести новый удар по Англии, стремясь полностью закрепить достигнутый результат. Кроме того, Берг хорошо понимал, что его база в Брюгге рано или поздно будет обнаружена, и сюда с ответным визитом могут пожаловать британские бомбардировщики.