В электричке - [2]
Шрифт
Интервал
— Нет, Леонид, не доставай ножа!
Давай, Леонид поговорим не спеша!
Олег и Валентин, Олег и Валентин…
— Где белый, где деньги?
— Потом поговорим.
Около метро «Чеховская» я встретил
Танцующего и Стаса.
Они были под белым.
* * *
Однажды на море, стоя около дельфинария
И находясь в плохом настроении
Я услышал вдруг из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария»,
И следом отвратительный рев вместо пения.
Не сразу я понял, что это была
Из дельфинария прямая трансляция.
Мое настроение упало ниже нуля,
Но после этих мерзких звуков
Я вдруг услышал овации.
Дельфиньи старанья были сполна вознаграждены
Заполненным до отказа зрительным залом:
Люди, приехавшие со всех концов страны
Считали хорошим то, что я считал калом.
Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю.
Я решил, что с меня довольно арий.
Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания,
Но это оказался еще один дельфинарий.
И когда из открытых дверей донеслось:
«А сейчас вы услышите пение котика»,
Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь.
Еще немного, и мне опять захочется наркотиков.
К сожалению, я не мог уходить,
Поскольку у меня здесь была стрелка забита.
Что заставляет этих животных так выть?!
Что заставляет так выть паразитов?!
А может, они глумятся над тем,
Что люди прикалываются к их мотивам?
Они, дельфины, в натуре ничего не стесняются совсем:
Чего стесняться, если ты — рыба!
Но больше всего меня умиляло то,
С каким восторгом их пение встречала публика.
Наверное, чувствуешь себя как Кусто,
Слушая звуки моря, не выходя из кубрика.
В тот вечер я сильно напился с горя,
И все равно долго не мог забыться сном:
Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря,
Но это пение мне уже не казалось таким говном.
* * *
Мой ночной вор Алик
Ходит за мной по пятам.
Если я пьяным заснул на бульваре,
Алик сразу лезет ко мне в карман.
Алик за три года украл у меня
Три пейджера и два телефона,
Один бумажник, в котором было два рубля,
Еще две кожаные сумки стали добычей этого вора.
Один раз проснувшись на лавочке утром
Я обнаружил на пальцах пропажу серебряных гаек.
В моей записной книжке была сделана надпись красной ручкой:
«Привет. Я твой ночной вор Алик».
Кажется ночью, в пьяном бреду,
Я видел его лицо в бумажном стакане.
Алик, Алик, гореть тебе в аду!
Гореть тебе в аду, проклятый Алик!
Мой ночной вор крадется за мной,
Когда я иду в ночное кафе.
С клетчатой сумкой, пока пустой,
Он ходит вокруг меня и улыбается мне.
Алик — акула ночных скамеек,
Это стая наглых чаек.
Вот все, что умеет
Мой ночной вор Алик.
Когда-нибудь я куплю гранату
И обклею ее золотою фольгою:
Пусть Алик взорвется, вернувшись на хату,
И больше не будет ходить за мною.
Пусть он подавится золотым пейджером
И еще одним золотым телефоном.
А я спокойно вздохну, и вечером
Тихо пойду дорожкой знакомой.
* * *
Давным-давно, в магазине «Книги»
Работал я экспедитором-грузчиком.
Входившая в моду профессия барыги
Заставляла меня относиться к книгам, как к мусору.
В то время произошел случай со мной,
Точнее, неприличный случай с моим начальником.
А моим начальником была женщина-алкоголичка.
Она пила, как лошадь, работала, как вол.
«Под небом голубым есть город золотой», —
Ей очень нравилась эта песня.
Временами у нее начинался запой,
Шаг за шагом она приближалась к бездне.
К бездне, в которой, если лететь до самого дна,
Можно попасть в Золотой Город прямиком.
Забыл сказать: она пила не одна,
А с мужем своим, телемастером, обычным мужиком.
Однажды приходит она рано утром на работу
И сразу вызывает меня:
— Иди и купи портвейна на сотку.
По тем временам это было до хрена!
Мы сели пить, и примерно к обеду
Выпили все, что я на сотку принес.
— Сходи еще, я домой не поеду:
Останусь здесь ночевать. — Не вопрос, —
Я отвечал, еле ворочая язык.
До этого мы, кстати, сидели молча,
Ее глаза были, как два входа в тупик.
Мы выпили еще, и я услышал такую
Историю, достойную пера Генриха Сапгира:
Мать ее мужа разрешала этому мудаку Юре
Днем изменять жене в своей квартире.
Сама же отмазывала его перед женой,
Говорила, что он пожрать к ней заходит.
«Под небом голубым есть город золотой», —
Пришла мне на ум одна из ее любимых мелодий.
— И как же вы вычислили этого вонючего козла? —
Спросил я, вытягивая сигарету из ее пачки.
— В обед случайно к его матери я зашла,
А она открыла дверь, не надев собачки.
Он валялся на диване с какой-то блядью,
А мать слушала в это время «Маяк».
И тут она заплакала.
Она плакала до вечера, и мы пили коньяк.
Вскоре ее уволили за пьянство,
Потом и меня поймали на воровстве.
И я всегда вспоминаю об этом блядстве,
Когда читаю в своей трудовой книжке,
Что уволен по статье…
Город тупиков, гаражей и заборов,
Рождает истории, одна паршивей другой.
Я стою на пустыре с трудовой книжкой вора
И пою: «Под небом голубым есть город золотой».
* * *
Проезжая мимо помойки
Иногда увидишь: в грязи
Лежат холодильник или плита,
Расписанные фантастическими цветами.
Эта тяга народа к творчеству
Умиляет и настораживает,
Но примитивное зодчество
Помойку облагораживает.
Твой холодильник не такой, как у всех,
На твоем серванте — бумажная аппликация.
На стене — картина неизвестного художника,
Который умер в четырнадцать лет
Во время мастурбации.
Ты как вылезший наружу конец пружины диванной,