В двух шагах от войны - [46]

— Это Людмила Сергеевна ваша да маманя моя, — охотно ответила на мой вопрос Ольга.

— А добавки можно? — спросил Саня Пустошный.

— Почему не можно? Обязательно даже можно, — ответила Ольга весело, и десяток мисок протянулись ей навстречу.

Наконец все наелись, как говорят, от пуза и снова разлеглись кто где. Я лег на живот и, подперев голову руками, стал лениво обозревать окрестности. Честно скажу, приятного было мало. Голая каменистая, довольно ровная площадка с разбросанными там и сям валунами, вдали — снежные шапки гор, неподалеку в небольшой лощинке — приземистая изба, а рядом еще одна избушка поменьше, да бесконечное кружение птиц и привычный уже тускловатый оранжевый шар полярного солнца. И пожалуй, только синее, играющее переливами море скрашивало эту не очень-то приветливую картину.

Отдыхали мы недолго. Подошли отец и сын Прилучные.

— Заморились? — сочувственно спросил старший. — Однако, робятки, ишшо дна работенка есть: палатки ставить. Не на воле же ночевать. — Он осмотрел горизонт, и, видимо, что-то ему не понравилось. — Гляди, как бы ветер не взялся, вон горы-то как куриться зачали.

Мы с опаской посмотрели на горы: они и верно как будто курились мелкие, разорванные и разбросанные, светлые облака ходили вокруг вершин в медленном хороводе.

Кряхтя и чертыхаясь, ребята начали подниматься.

До чего же неподдающимися и тяжелыми оказались эти огромные зеленые брезентовые воинские палатки. Колья и крючья никак не хотели вбиваться в каменную землю, брезент то и дело вырывался из рук под редкими, но сильными порывами ветра, а ветер, будто нарочно, издевался над нами: тихо, тихо, а как только возьмешься за край палатки, он тут как тут — рванет вдруг, и ты вместе с брезентом летишь в сторону. Веревки-растяжки не желали завязываться — не слушались скрюченные пальцы.

Видно, у Людмилы Сергеевны и правда был хороший опыт в таких делах она не только подсказывала, что надо делать, но и сама работала с нами и первая смешно запевала: «Эй, ухнем, эх, крякнем, эх, зеленая сама пошла». И мы ухали, крякали, и тянули, и сопели, и стонали.

Но вот они стоят как вкопанные, наши миленькие, зелененькие. И ветер сразу стих, только слегка пошевеливал брезентовые стенки да мелкой рябью пробегал по крышам.

— Все! — отчаянно крикнул Арся и кинулся — откуда прыть взялась — в открытую палатку.

— Ур-ра! — прохрипели мы шепотом и, кто согнувшись пополам, а кто и на четвереньках, толкаясь и суетясь, поползли за ним. И повалились в палатке чуть ли не друг на друга.

— Не-елюдимо на-а-аше мо-ре, де-ень и но-очь шумит оно-о! — затянул вдруг Славка-одессит.

— В ро-оково-ом его-о про-о-сторе много бед погре-е-бено, подхватило еще несколько голосов.

— Совсем тронулись, — мрачно сказал Саня Пустошный.

А за пологом стояла Людмила Сергеевна и смеялась.

— Ребятки, — сказала она, — а ведь еще не все.

— Что еще? — с ужасом спросил я.

— Не на камнях же вам спать, надо койки соорудить.

— Шабаш! — заорал Баланда. — Никуда я отсюда не двинусь! И на камнях подрыхнем. Не баре какие…

— Н-на м-матрасах, — заплетающимся языком выговорил Боря.

— Пошли, — сказал Антон, с трудом поднимаясь.

— А может, на матрасах? — уныло спросил Толик.

— Ну, а дождь? — спросила Людмила Сергеевна. — Подтечет под матрасы…

— Ничего, — бодро сказал Арся, — на солнышке высохнут.

— Ага, — сказал Славка, — а что Ольга скажет?

И хоть смеяться вроде не было сил, — все так и грохнули. Когда отсмеялись, Антон спросил, что надо делать, и вслед за комиссаром вышел на волю. За ним поплелись остальные. Только Баланда перевернулся на живот и остался лежать.

— Василий, — окликнул его Антон. — Выходи!

— А катитесь вы все, — глухо донеслось из палатки.

— Ладно, — сказала Людмила Сергеевна, — может, и верно невмоготу ему. Пусть отдохнет немного.

— Нет, не пусть, — упрямо сказал Антон, — договорились же, что никому сачковать не позволено. Вон, даже Боря-маленький и тот вылез. И Димка тоже, а их ветром шатает.

Боря и верно стоял и покачивался, закрыв глаза.

— И как будто стоя спит, — сказал неугомонный Славка.

Опять засмеялись, а Боря, не открывая глаз, пробормотал:

— Я н-не сп-плю, я т-так, н-на минуточку.

— А тот, губастик, разлегся, как на курорте, — продолжал Антон. Арся, Саня, Толик! Пошли-ка.

Они вчетвером отправились в палатку, и оттуда раздался поросячий визг Баланды. А вскоре его вынесли наружу за руки и за ноги и осторожно положили на камни. Васька уже молчал, только зло зыркал своими глазками.

— Это надо же, — сказал Толик, разглядывая свой палец, — чуть не оттяпал. У-у, акула! — И он замахнулся на Ваську.

— Без этого! — строго сказала Людмила Сергеевна. — Если у него совести нету, пусть полежит, пока ему другие постельку не приготовят.

— Да шут с ним, — сказал Арся, — пусть лежит. Пошли.

Когда мы отошли на несколько шагов, я обернулся — и чуть не свалился от смеха: Васька огляделся, встал на четвереньки и так, на четвереньках, быстро-быстро полез снова в палатку.

— Э-э, нет! — закричал Славка и ринулся за Васькой.

За Славкой опять побежали Арся, Толик, Антон. Баланду снова выволокли из палатки, и Антон, поставив его перед собой, взял за грудки и сильно встряхнул.