В двух шагах от войны - [35]

«Зубатка» остановилась. Замятин, боцман и два матроса торопливо спустились в шлюпку и пошли на четырех веслах к «Азимуту». Маленькой его команды из шести человек на палубе не было, только на носу стоял шкипер. Свисавшие с бортов рукава двух помп, захлебываясь, плевались грязной водой.

Капитан не сразу поднялся на судно. Шлюпка подошла к носу, и Замятин пытался рассмотреть то место, куда саданула льдина. Но «Азимут» стоял к огромной льдине совсем впритык, и сплошное крошево изо льда мешало увидеть что-либо. Тогда шлюпка зашла с левого борта, и капитан с боцманом поднялись на палубу.

— Ну что, Мехреньгин? — спросил он у шкипера «Азимута».

— Да вот, незадача какая, Павел Петрович, — с досадой сказал Мехреньгин, — и как это я ее, рыбью холеру, проглядел?!

— Ты тут не виноват, — сказал Замятин, — да и никто не виноват. Пошли-ко в трюм, поглядим.

В трюме было много воды, и прибывала она быстро, хотя на двух ручных помпах работали матросы. Пробираясь между сложенным в трюме грузом, Замятин и Мехреньгин наконец с трудом отыскали то место, откуда хлестала вода.

— Однако! — Замятин покачал головой. — Два пояса обшивки протаранила. Ну, не горюй, шкипер, могло и хуже быть.

Они поднялись на палубу, и Замятин внимательно осмотрел лед вокруг судна. Разводье здесь было нешироким, и льды с левого борта казались еще крепкими. Это капитану понравилось.

Ребята на палубе, увидев, что «Зубатка» остановилась, а капитан отправился на шлюпке к «Азимуту», строили разные предположения, но толком никто ничего не знал, а начальство молчало. Как только Замятин поднялся на «Зубатку», он сразу же подошел к Громову и комиссару.

— Мне помощники нужны, — сказал он, — но только добровольцы и поздоровей. Человек двадцать. Вы уж сами подберите.

— А что там? — спросила Людмила Сергеевна. — Опасно?

— Честно сказать, — ответил Замятин, — пока и сам точно не знаю. Но думаю, справимся. А если считаете, что опасно, обойдемся одной командой.

— Нет, — твердо сказала Людмила Сергеевна. — Сейчас дадим вам помощников. Мы не обещали им увеселительные прогулки.

11

Так паршиво на душе у меня давно уже не было. Я лежал на своих нарах, укрывшись с головой. Болели руки и ноги, ломило спину, и казалось, на всем теле не осталось живого места. Но не это было самое главное. Это все в конце концов прошло бы — не один я валялся на нарах после двенадцати часов адской работы. Хуже было другое: я оказался ни к черту не годным…

Когда Громов и комиссар отбирали ребят для работ по спасению «Азимута», я тоже вылез вперед. Людмила Сергеевна с сомнением посмотрела на меня, отрицательно покачала головой и велела мне вернуться в строй. Я чуть не взвыл от обиды.

Громов посмотрел на меня, чуть улыбнулся и сказал что-то тихо Людмиле Сергеевне.

— Ну что ж, — сказала она, — пусть попробует. — Справишься?

— Справлюсь! — сказал я.

Справился! Еще как справился! Болван самоуверенный…

…В трюме «Азимута», когда мы туда прибыли, уже было почти по колено воды. Часть ребят сразу поставили к ручным помпам — откачивать воду за борт, другие, в том числе и я, получили приказ освободить от груза проходы к пробоине. Еще одна группа ребят помогала матросам крепить к мачтам тали и закреплять их на льдине: нужно было этими талями накренить судно.

В трюме при свете трех «летучих мышей» работать было трудно и неудобно: мешала вода, ящики и бочки ерзали взад-вперед, мешки с солью были скользкими, и за них никак было не ухватиться. Не знаю, случайно или по своему желанию, со мной в паре работал Арся.

Полчаса я еще что-то делал, а потом стал спотыкаться, падать; наткнувшись на какой-то ящик, разбил в кровь губу, руки онемели, рукавицы я потерял, и ладони были побиты и исцарапаны. Ну, может, и не полчаса, а немного побольше, а может, и меньше — я быстро потерял счет времени и, наверное, только мешал Арсе, а не помогал. Но Арся ничего не говорил, только изредка подбадривал меня, а когда увидел, что мне уже совсем невмоготу, слегка подтолкнул к какому-то ящику, и тихо сказал:

— Посиди, потом воду качать пойдешь — там полегче.

Черта с два там было полегче! Да еще матрос, который руководил работами, поставил меня на помпу вместе с Баландой. Тот вначале покривился, потом ухмыльнулся, губошлепская морда, и яростно принялся качать. Я пробовал действительно помогать ему, но Васька был выше и сильнее, и получалось так, что я просто болтался, держась за свою рукоятку, вверх-вниз, вверх-вниз… И через некоторое время Баланда крикнул:

— Чего мне этого слабака подсунули? Висит на помпе, как на качелях!

Подошел Антон и суховато сказал:

— Ты, Соколов, лучше на волю иди. Может, там полегче работа есть.

И я, как побитая собачонка, кое-как выбрался из трюма на палубу. Пошатываясь, подошел к Замятину и спросил, что надо делать. Капитан внимательно посмотрел на меня и строго сказал:

— Пока отдохни, а там видно будет.

Я отупело присел на брезент. Внизу сипели и задыхались помпы, выплевывая из протянутых за борт рукавов мутные струи воды, на льду копошились ребята и матросы из команды, укрепляя свободные концы талей. Работали все, а я сидел.

Из трюма высунулся потный и грязный Витька. Он посмотрел на меня, хрюкнул презрительно и сказал: