В движении вечном - [139]

Вот так эта идея возникла.

Возникла в самый обычный забытый день, возникла случайно, неким мгновенным бессознательным внутренним импульсом. Но решение окончательное было принято, конечно, не сразу. Слишком уж много и тот час же выдвинулось как «за» так и «против». Более всего смущала именно авантюрность, то есть полное незнание сути замышляемого действа, его возможные глубинные каверзы. Ведь до сих пор Игнату еще ни разу не доводилось отвечать на экзамене вот таким образом, непосредственно, без подготовки письменной. Отвечать, считай, сходу, едва вытянув случайный билет из разбросанной по столу стопки. Вытянул — и тот час к столу, глянув лишь мельком вопросы. «Ты ведь, как-никак, на высший балл метишься, да еще самому Гурову! — весь полон сомнениями, снова и снова прикидывал Игнат возможные последствия. — А Олег Витальевич в любом случае дядя серьезный… И старики говорят, да так и видно тот час по гонору. С этаким товарищем и даже на «хор» еще как постараешься, тем паче с трояками своими прежними… Не-ет, здесь основательность, трезвость вернее».

Именно основательность, трезвость были поначалу в числе важнейших аргументов «против» затеянной авантюры. Однако, как это частенько и случается в нашем Мире неуловимом в противоречивости своей, спустя некоторое время совершилась метаморфоза своеобразная. Именно основательность в смысле достижения поставленной задачи, достижения наверняка, с максимально возможным запасом прочности и послужила наиболее весомым аргументом «за» в его окончательном выборе. А уже «трезвый» расчет, уважительный подход к реалиям лишь скорректировали некоторым образом к началу второй сессии саму поставленную задачу.

Тогда, в тот памятный вечер какое было решение поставлено однозначно?

Следующая экзаменационная сессия только на «отлично»! На «отлично» кровь из носу, любыми силами, и никак не иначе. Грянувшее почти мгновенно после прямого вопроса полнейшее осознание самой сути текущей ситуации, свершившийся обвал, считай, на самый краешек пропасти повергли мгновенно в своеобразный аффект, наполнив нежданной, даже удивительной себе самому целеустремленностью. Наполнив до краев, всецело, вновь вытолкнув наружу всепоглощающе прежний врожденный, неискоренимый, «изначальный» максимализм. «Ты должен, должен! — максимализм этот тогда будоражил и рвал, вздымал изнутри необъятную силу, максимализм этот обуял всецело, максимализм этот властвовал. — Ты должен, должен! — ты должен доказать себе и другим. Ты можешь, ты способен взойти. Тебе ведь не нужно исканий, ты нашел еще в школе свой правильный путь, и надо лишь его воплотить. Еще годиком ранее ты был наивен, ты исходил из ребячьего лепета, слепых представлений изумрудных и розовых, ты хотел взять, как и прежде, не напрягаясь особо, взять с усмешечкой, так, как бы между дельцем приятным… Но иначе и быть не могло, ведь это было за гранью, гранью той, где незнамо-неведомо, гранью той, где все, все совсем по иному… И мечты твои, мысли были следствием представлений ребячьих, но ты грань пересек, ты здесь пожил и понял; ты увидел и знаешь, чем взять… И ты должен — ты должен взойти!»

Вот на таком, считай, экстремальном душевном заряде явился Игнат в университет после каникул. Хватит ли воли? Сможет ли он держать себя в строжайшей узде длительное время, не пропускать больше ни единого занятия, писать конспекты, прорабатывать усердно, добросовестно каждую новую лекцию?

Тогда, в самом начале это беспокоило более всего. Именно в этом тогда виделась первооснова успеха намеченного. И вот только где-то во второй половине нового семестра пришла полная уверенность: да! Да, да, да, ведь теперь это было уже каждый день, это был его нынешний образ жизни. Теперь он уже вполне втянулся в заданную ритмику, теперь ему уже не приходилось себя заставлять. Заставлять, как вначале, вскакивать по утрам с кровати на одном волевом усилии, единственно на волевом экстремале отсиживать неукоснительно от звонка до звонка подряд четыре пары, писать, пускай и на автопилоте, но, все-таки, писать конспект… Теперь, во второй половине семестра ему не нужно было себя заставлять хотя бы потому, что жить так стало не в пример достойней и увлекательней, достойней и увлекательней в глазах своих и глазах окружающих.

Да, да, да, он способен! — способен решить то, что наметил, поскольку теперь в его руках главное, его нынешний образ жизни. И это главное в его руках сейчас прочно и необратимо. А раз так, то столь уж важны ли сейчас всего лишь какие-то детальки конкретные, разовые, пускай и вроде этой, что видится сейчас вдохновляющей донельзя? Конечно, даже дух захватывает, получить вот так сходу пятак, высший балл у самого Гурова было бы подлинно вдохновляющим, питающим неукротимой энергией и далее, но… Но пусть себе и четверка получится и… что? Так уж и в обморок грянуть? Это ведь тоже как-никак видимый рост, шаг конкретный вперед, достижение вполне осязаемое, достижение, о котором даже и мечтать нельзя было всего лишь полгода назад. Лишь бы не вылететь, да как бы хоть «удочку» вымучить — вот что было всего лишь полгода назад, а тут четверка, оценка «хорошая», достойная и у самого Гурова!