В доме коммерции советника - [97]

Между тѣмъ Флора напрасно боролась за свои вещи; всѣ аргументы и показанія прислуги оказались ничтожными, слѣдователь рѣшительно отказалъ дѣвицѣ Мангольдъ въ выдачѣ ей уложенныхъ сундуковъ, настаивая на томъ, что все находящееся въ домѣ должно быть опечатано, а послѣ каждый можетъ по закону вытребовать свои вещи.

Послѣ этого никто въ домѣ не противорѣчилъ дѣйствіямъ комисіи. Всѣ живые цвѣты, разставленные по окнамъ залъ и гостинныхъ были убраны въ оранжереи; поминутно слышался скрипъ дверей, шумъ запираемыхъ замковъ и закладываемыхъ ставень. Страшно было заглянуть въ темныя, безмолвныя комнаты! Въ коридорахъ слышался громкій ропотъ недовольной прислуги, собиравшейся въ тотъ-же день покинуть аристократическій домъ, и только одинъ садовникъ остался и помѣстился въ людской.

Въ то время, какъ внизу происходилъ весь этотъ шумъ и безпорядокъ, больная дѣвушка въ верхнемъ этажѣ готовилась переселиться въ лучшій міръ.

Въ комнату Генріэтты не входила судебная комисія, – все что окружало страдалицу, было ея собственностью. Ничто не могло тревожить душу умирающей, ничто не заставляло ее оглядываться на земное ничтожество. Глаза ея спокойно смотрѣли на розоватое небо и какъ будто наблюдали за летавшими ласточками, поминутно мелькавшими мимо открытаго окна спальни.

Еще вчера тонкія струйки дыма, тянувшіяся со стороны развалины, напоминали бѣдной дѣвушкѣ о несчастіи бѣднаго Морица, къ которому она всегда чувствовала привязанность, но теперь ничто не вызывало въ ней воспоминаній о минувшихъ ужасахъ.

Докторъ молча сидѣлъ возлѣ кровати Генріэтты; онъ не спускалъ глазъ съ блѣднаго лица страдалицы, на которое смерть съ страшною быстротою накладывала свою неизбѣжную печать: пульсъ больной бился съ такими долгими промежутками, точно боролся съ жизнью какъ волна борется съ бурей, стараясь отъ времени до времени еще разъ омыть берега покинутой земли.

– Флора! – прошептала Генріэтта и взглянула на Брука.

– Позвать ее? – спросилъ онъ, вставая.

Больная слегка покочала головою.

– Ты не будешь сердиться на меня, если я пожелаю остаться съ тобою и съ Кети до тѣхъ поръ, пока… – она не кончила и медленно взяла съ одѣяла нѣсколько листьевъ поблекшей зелени виноградника. – Я не хочу напрасно тревожить ее, и она будетъ мнѣ за это благодарна. Вѣдь Флора врагъ всѣхъ трогательныхъ сценъ, а ты передашь ей только мое прощаніе, Лео.

Докторъ молча наклонилъ голову; въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него стояла Кети! Сердце молодой дѣвушки билось едва слышными ударами, умирающая совершенно невольно коснулась до такихъ отношеній, которыя уже не существовали болѣе. Кети боязливо взглянула на лицо доктора, оно было серьезно и совершенно спокойно; страданія больной нельзя было тревожить неожиданнымъ извѣстіемъ, а для подготовительныхъ разговоровъ не было больше времени. Глаза Генріэтты медленно закатывались.

– Какое ясное, розовое небо! – шепнула она едва слышно, – освобожденная душа радуется, что скоро погрузится туда на вѣки. – Но можно-ли будетъ заглянуть оттуда на землю? – Потомъ, съ трудомъ повернувъ голову, больная въ первый разъ посмотрѣла на Брука съ выраженіемъ искренней любви и едва слышно сказала: – я бы желала только видѣть, будешь-ли ты счастливъ, Лео; тогда душа моя будетъ спокойна!

Да, видно было, какъ горячо, какъ страстно она его любила, но робость и чрезмѣрная скрытность не позволяла ей признаться въ томъ даже передъ самою смертію.

Въ эту минуту какое-то сіяніе озарило прекрасное лицо доктора.

– Все измѣнилось къ лучшему для меня, Генріэтта, – сказалъ онъ трогательнымъ голосомъ. – Я смѣю надѣяться, что не проведу жизнь въ одиночествѣ, и увѣренъ что достигну наконецъ давно желаемаго семейнаго счастія. Довольна-ли ты, дитя мое? – Онъ осторожпо протянулъ къ себѣ маленькую, блѣдную ручку и крѣпко прижалъ ее къ губамъ. – Благодарю тебя, отъ всего сердца благодарю тебя, – прибавилъ онъ нѣжнымъ, слабымъ голосомъ.

Легкій румянецъ разлился вдругъ по впалымъ щекамъ умирающей; выраженіе счастія виднѣлось въ ея исхудаломъ лицѣ, когда она подняла глаза на младшую сестру, молча стоявшую возлѣ кресла Брука; Кети видимо испугалась послѣднихъ словъ доктора и всѣми силами старалась скрыть свое горе.

– Посмотри на мою Кети, Брукъ! – сказала больная потухающимъ голосомъ. – Выслушай меня, ты долженъ знать, что часто мучило и огорчало меня. Ты всегда такъ холодно обращался съ нею, и не разъ даже былъ суровъ и жестокъ, за что-же это? Съ Кети никто не можетъ сравниться, никто. Почему же такая несправедливость, Лео? – Будь добръ къ ней, охраняй и защищай ее, это моя единственная просьба…

– До послѣдняго дыханія, до конца моей жизни! – отвѣтилъ онъ, едва сдерживая сильное волненіе, душившее его горло.

– Слава Богу, теперь все хорошо! Я увѣрена, если ты будешь заботиться о ней, то моя дорогая Кети всегда съумѣетъ оберечь тебя отъ всякой невзгоды…

– Какъ преданная сестра, какою я вѣчно буду для него, – добавила Кети подавленнымъ голосомъ. Легкая улыбка скользнула по губамъ Ганріэтты и глаза ея медленно закрылись. Она не видѣла какъ нервная дрожь потрясала члены младшей сестры, когда она отвернувшись оттолкнула отъ себя руку Брука, точно боялась этого дружескаго пожатія. Но скоро улыбка на лицѣ Генріэтты погасла и изъ груди умирающей вырвался тяжелый вздохъ.