В доме коммерции советника - [64]

– Позволь тебѣ замѣтить, дорогая моя, что это „ты“ мнѣ давно колетъ глаза, и если бы это отъ меня зависѣло, то я, конечно и тебѣ не позволила бы такой фамильярности съ Брукомъ, – сказала Флора довольно рѣзко. – Правду сказать, я никому не желаю уступать своихъ правъ и преимуществъ, а тѣмъ болѣе не хочу ихъ дѣлить съ Кети.

Съ этими словами она нѣжно обняла Брука и страстно прижалась къ его стройной фигурѣ.

Доктору, видимо, не понравилось это прикосновеніе въ присутствіи другихъ; кромѣ того, взволнованный упреками Генріэтты, онъ вздрогнулъ, точно почувствовалъ близость змѣи, и поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ.

Кети сдѣлала нѣсколько шаговъ съ намѣреніемъ выйти изъ гостинной; слезы душили ея горло и молодой дѣвушкѣ стоило неимовѣрныхъ усилій, что-бы не заплакать отъ боли, вызванной столькими оскорбленіями. Но въ эту минуту отворилась дверь и въ комнату вошелъ совѣтникъ. Кети вздохнула свободнѣе: она смотрѣла на него какъ на свою защиту, какъ на человѣка, замѣняющаго ей отца и потому живо подошла къ нему, взявъ его за руку.

Совѣтникъ посмотрѣлъ на нее съ удивленіемъ и радостно прижалъ къ своему сердцу маленькую ручку Кети. Въ рукахъ онъ несъ небольшой ящикъ, который поставилъ на столъ, подлѣ президентши.

Его появленіе прервало тяжелую сцену и Генріэтта чувствовала большое облегченіе; она была даже готова броситься къ нему на шею изъ благодарности, что онъ явился такъ кстати.

– Наконецъ-то и я успокоился, милая Флора, вотъ мой подарокъ, – весело сказалъ совѣтникъ. – Мой берлинскій агентъ извиняется мѣшкотностью фабрикантовъ.

Морицъ открылъ крышку ящика.

– Кромѣ того, у меня есть еще чѣмъ тебя порадовать, дорогая новорожденная, – продолжалъ онъ шутливымъ голосомъ. – Ты вполнѣ отомщена, Флора. Я только узналъ, что главную зачинщицу непріятнаго бунта въ лѣсу приговорили къ тюремному заключенію, а другихъ обвинили въ соучастіи и наказали арестомъ на нѣсколько дней.

– Не думаю, что-бы Флора могла радоваться такому извѣстію, – вскричала Генріэтта. – Конечно, правосудіе должно было наказать эту дикую мегеру, которой будетъ весьма полезно спокойно посидѣть и сдѣлаться ручнѣе. Но эта сцена въ лѣсу была для насъ слишкомъ унизительна! Ужасно подумать, что мы составляемъ предметъ ненависти; особенно должно быть непріятно это сознаніе для Флоры, на долю которой досталась самая большая часть этой злобы. Тебѣ бы не слѣдовало говорить объ этомъ сегодня, дорогой Морицъ.

– Въ самомъ дѣлѣ? – засмѣялась Флора. – Нѣтъ, видимо Морицъ знаетъ меня лучше тебя. Ему извѣстно, что я высоко стою надъ гласомъ народа и не пошевелю ни однимъ пальцемъ, что-бы сдѣлаться популярною. Прежде и ты была такого-же мнѣнія. Что-бы ты сказала, еслибъ въ прошломъ году кто нибудь осмѣлился защищать при тебѣ народные интересы? Это бы удивило тебя. Но съ тѣхъ поръ, какъ Кети къ намъ пріѣхала, вопросы эти постоянно слышатся въ бель-этажѣ, такъ что чувствуешь невольный страхъ передъ такой спартанской добродѣтелью и дѣвичьей премудростью. Я нисколько не удивлюсь, если наша младшая сестра откроетъ поваренную книгу и будетъ выискивать названія разныхъ суповъ, необходимыхъ для подкрѣпленія силъ осужденной грѣшницы.

– Этого я, конечно, не сдѣлаю, – серьезно отвѣтила Кети, съ презрѣніемъ глядя на насмѣшливое лицо прекрасной невѣсты, – но я разъузнала о ея семейныхъ обстоятельствахъ: у этой женщины четверо маленькихъ дѣтей, а ея братъ, работающій на фабрикѣ и взявшій на себя присмотръ за этими сиротами, лежитъ больной. Само собою разумѣется, что эти, ничѣмъ не повинныя малютки, не должны страдать, и я непремѣнно позабочусь о нихъ, пока ихъ мать снова не возвратится къ работѣ.

Совѣтникъ удивленно оглянулся и собирался что-то сказать, но Кети перебила его.

– Не останавливай меня, Морицъ; пойми, что въ такія минуты денежный шкафъ моего дѣда внушаетъ мнѣ менѣе ужаса и страха.

Президентша нетерпѣливо вертѣлась на своемъ стулѣ: подобные разговоры въ ея присутствіи не должны были допускаться.

– Вотъ еще интересныя новости! Какія извращенныя понятія у этой дѣвушки! Въ болѣе опасныя руки едва-ли могло попасть богатство! – воскликнула она съ раздраженіемъ въ голосѣ. – Не правда-ли, дорогой Брукъ? Посмотрите, какъ эта слабая рука безпомощно ухватилась теперь за Морица, а между тѣмъ хорошо умѣетъ самовольно кидать деньги на вѣтеръ; нѣтъ, опекунъ долженъ былъ поступать съ нею гораздо строже.

Кети моментально отдернула свою руку. Она замѣтила мрачный взглядъ доктора, брошенный на кончики ея пальцевъ, и это невольно смутило молодую дѣвушку.

– Развѣ вы не знаете Брука, бабушка, что ожидаете отъ него одобрительныхъ словъ? – сказала Флора, съ безпокойствомъ наблюдая за быстрыми перемѣнами въ лицѣ своего жениха. – Онъ самъ вѣчно былъ энтузіастомъ во всемъ, что только касается народнаго блага.

– Да, но не теперь, когда онъ избранъ лейбъ-медикомъ и принятъ ко двору, – замѣтила президентша.

– Такъ неужели-же я долженъ изъ за этого измѣнять свои принципы и взгляды? – сказалъ докторъ, стараясь сохранить внутреннее спокойствіе, между тѣмъ какъ голосъ его дрожалъ отъ сильной внутренней борьбы.

– Боже мой! Развѣ вы все еще будете держать сторону этихъ дерзкихъ демократовъ? – спросила президентша, краснѣя отъ негодованія и страха.