В долине смертной тени [Эпидемия] - [31]

Но возникает другой вопрос: а что ему в таком случае делать? Если между сыновьями возникают непримиримые противоречия, то, как он должен себя вести, на основе каких критериев выбирать: на чью сторону встать? Что должно превалировать: личные чувства или принципы?

До сих пор он особенно не задавался такими вопросами, сыновья давно жили отдельно от него, каждый своей жизнью. Он даже виделся с ними редко, а со Святославом не только не встречался годами, они почти и не перезванивались; в лучшем случае раза два в год. Но благодаря пандемии все резко изменилось, впервые за много лет он оказался с ними в одном доме. И, судя по тому, как развиваются события, пребывание для всех в нем может оказаться весьма драматичным. Они все вместе провели в нем менее суток, а уже возникло явное напряжение. По крайней мере, он это ощущает едва ли не каждой своей клеткой.

Герман Владимирович поднял голову, небо было непривычно звездным, оно все сияло яркими точками. Зрелище было завораживающим, и он некоторое время любовался им. Глядя на такую красоту трудно даже представить, что вокруг бушует смертельная эпидемия, собирающая ежедневную дань тысячами умерших. А здесь все полны решимости выяснять отношения. Даже перед лицом столь страшной угрозы не желают пойти хотя бы на временное примирение. Но самое удивительное в том, что он, Герман Владимирович, не знает, правильно это или нет? Нужно ли забывать про принципы даже в такой ситуации или следует их отстаивать и на смертном одре? Вот он прошел длинную и очень поучительную школу жизни, но так и не нашел ответа на этот вопрос. Можно привести бесчисленное число аргументов в пользу и той и другой позицией. Но ни один из них не дает исчерпывающего ответа. В этом, наверное, и заключается главный парадокс человеческого существования, когда невозможно прийти ни к одному окончательному заключению. Все остается в подвешенном состоянии, все отдается на усмотрение отдельной личности. Нет общей истины для всех, у каждого она своя. Что и является источником бесконечных столкновений. И он почти уверен, что и сейчас между его детьми они неизбежны. И рано или поздно они могут прийти к нему за поиском своей правоты, как к судье. А как он может встать на чью-то сторону, если они все его сыновья. Пусть даже он не самый чадолюбивый отец, но он никогда не отказывался ни от кого из них, всегда старался быть для каждого заботливым и справедливым родителем. Во многом благодаря его помощи все получили хорошее образование. Другое дело, что не всем оно пошло впрок… Но это уже другая тема.

Герман Владимирович посмотрел на часы — они показывали два часа ночи. Пора идти спать, врачи рекомендовали ему соблюдать режим. Да и он сам чувствует, что когда это делает, чувствует себя лучше. Беспорядочная жизнь ни в каком возрасте до добра не доводит. Впрочем, в молодости он немало покуролесил, одних женщин сколько было…

Что ни говори, хорошую он прожил жизнь. Хотя почему прожил, она продолжается. И сейчас вступила, возможно, в последнюю, но весьма интересную фазу. И он должен прожить ее достойно. Ему очень хочется это сделать напоследок.

Герман Владимирович встал и неторопливо направился к входу в дом.

День второй

33.

«К сожалению, последние новости о распространении кингвируса далеки от оптимизма. Как сообщает штаб по борьбе с эпидемией, за сутки в столице заразились свыше двух тысяч человек, умерло еще сто восемьдесят семь заболевших. По России эти цифры еще более пугают, заразилось более пяти тысяч наших соотечественников, жертвами вируса стали 350 человек. Таким образом, болезнь распространяется все сильней по стране. В этой связи изданы дополнительные меры по соблюдению карантина и других способов предохранения от заразы. В частности, строго запрещается выходить на улицу без соответствующих разрешений, вводятся штрафы на самовольное покидание домов. К тому же…»

Михаил Ратманов выключил висящий в столовой телевизор.

— Надеюсь, всем все понятно. И нет смысла слушать сообщение до конца, — произнес он.

— Да, папа, лучше это вообще не слушать, — подал голос Виталий. Он сидел с бледным лицом, а его глаза беспокойно бегали по лицам окружающих его людей.

— Миша, ты правильно поступил, — проговорил Герман Владимирович. — Ситуация ясна, а детали можно передавать бесконечно. Давайте лучше приступим к завтраку.

— Мы должны помолиться, — вдруг громко провозгласил отец Варлам. — Нельзя приступать к еде, не поблагодарив за нее Всевышнего.

— Кто желает, тот пусть молиться, — отреагировал Святослав. — Я лично не собираюсь.

— Святослав, пусть отец Варлам помолится за нас всех. Хуже точно не будет, — примирительно произнес Герман Владимирович. — Приступайте, отец Варлам.

Отец Варлам встал из-за стола.

— Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь, — густым голосом протянул он и перекрестил стоящую на столе еду.

— Теперь можно приступать к еде, — дал команду Герман Владимирович.

Михаил Ратманов недовольно посмотрел на него, ему не понравилось, что отец стал руководить за столом. Все же это его, Михаила Ратманова, дом, и он в нем хозяин. И мог бы это понимать и не так выпячивать свое положение.