В долине Маленьких Зайчиков - [83]

– Я думаю, что подействовало наше жертвоприношение. Иначе отчего бы стихать ветру?

Эльгар пристально посмотрел прямо в лицо Инэнли. В маленьких глазках шамана, спрятанных за толстыми веками, светился огонек сомнения.

Шаман облизал жирные пальцы, выпил залпом большую миску теплого оленьего бульона и сказал:

– Начнем. Буду камлать.

Он нырнул в полог. Оттуда вылезли его домочадцы и уселись вокруг костра, притихшие и сосредоточенные в ожидании священного действия.

Сначала послышался тихий рокот бубна, прерываемый монотонным пением. Иногда бубен угрожающе гремел, священная палочка трепетно билась о деревянный обод.

Пение то усиливалось, то слабело. Голос Эльгара то перекрывался воем ветра, то сливался с ним, а иной раз так слабел, что, казалось, ветер вошел в чоттагин и полог.

Потрескивал костер, разбрасывая искры; люди, ждущие чуда, подремывали у костра.

Инэнли тоже клонило ко сну – мало пришлось спать в последние дни. Он прислонился к стене яранги, закрыл глаза и сразу же погрузился в сладкий, без сновидений сон…

– Инэнли, вставай! Пурга кончилась!

Инэнли вскочил. Костер давно потух. В дымовое отверстие яранги гляделись звезды, запорошенные мерцающим светом полярного сияния. В пологе было тихо; было тихо и за стенами яранги.

Инэнли осмотрелся и увидел рядом с собой Эльгара. У шамана было утомленное лицо и руки заметно дрожали.

– Что ты скажешь, Инэнли? – тяжело дыша, спросил он. – Как моя работа? – шаман не мог скрыть гордости.

Инэнли не сразу нашел, что ответить.

– Вот что я тебе скажу, Эльгар, – проговорил, подумав, Инэнли. – Я знаю, что в колхозе за работу дают трудодень. Когда нас примут в колхоз, я скажу, чтобы тебе заплатили за сегодняшнюю работу самый большой трудодень! Спасибо тебе, Эльгар!

С наступлением хорошей погоды настроение жителей стойбища Локэ заметно поднялось. Из всех дымовых отверстий яранг к небу вздымались густые клубы дыма, нарты не успевали подвозить хворост.

Никогда в этом затерянном в чукотской тундре стойбище не было столько приезжих. Сначала пришел один трактор. Потом второй. Каждый из них тащил огромные сани, полные людей.

Большинство приезжих остановилось в школьном доме, но много гостей было и у Коравье.

Росмунта сбилась с ног, приготовляя чай. Ей пришлось взять чайники у соседей. Перекормленный сладостями Мирон хныкал от боли в животе, но не выпускал изо рта большую конфету, от долгого хранения затвердевшую до каменного состояния.

Стадо подогнали поближе к стойбищу. Несколько человек пересчитывали оленей.

Праву вместе с Наташей ходили по ярангам, составляя список жителей. Почти всюду их угощали, отказываться было неудобно, и не успели они пройти треть стойбища, как от сытости уже еле волочили ноги.

Праву пользовался случаем побольше узнать о жителях стойбища, об их прошлой жизни. Одни рассказывали охотно, другие сообщали о себе самые скудные сведения – стеснялись много говорить.

Большинство были коренными оленеводами, всю жизнь кочевали и вели происхождение от чаучу. Две малочисленные группы – родственники Арэнкава и Мивита – сравнительно недавно переселились с побережья и сохранили некоторые обычаи и привычки, заметно отличающие их от оленеводов.

Обойдя пятнадцать семей, Праву обнаружил, что его представление об отсталости жителей стойбища сильно преувеличено. Они здраво рассуждали обо всем, что касалось жизни. Вместе с тем в их понятиях было много нелепостей. Они напоминали некоторых верующих, которых он встречал в Ленинграде: истово помолившись богу, они садятся в трамвай и торопятся занять очередь на новейший телевизор.

Но больше всего Праву поразил Эльгар. Вечно больной и стонущий, старик на этот раз выглядел бодрым, как будто скинул лет пятнадцать. Шаман радушно встретил гостей и распорядился разлить по кружкам заранее приготовленный чай. Охотно отвечал на вопросы, хвастался своими шаманскими успехами, ругал Локэ.

– Если бы не он, мы бы давно были колхозниками, – заявил старик решительно. – Мутил Локэ нам разум.

Выждав удобный момент, Коравье предупредил его, чтобы он не очень-то распространялся о своем недавнем камлании.

– Только не забудь дать мне трудодень, – шепнул Эльгар.

Вернулись из стада Зубов, Геллерштейн, Инэнли, Рунмын и другие пастухи.

– Для такого стойбища стадо очень большое! – не скрывая удивления, сообщил Геллерштейн. – Около трех тысяч голов по приблизительным подсчетам. Содержится в образцовом порядке. Олени упитанные, преобладает маточное поголовье.

Приехал Ринтытегин. Он обошел все яранги и поговорил с каждым хозяином.

– Обыкновенные чукчи, – заключил он. – Будут отличными советскими гражданами.

Вечером собрались в яранге Коравье. Росмунта разделывала оленью тушу на ужин, Наташа помогала, ей. Елизавета Андреевна нянчила Мирона. Мужчины принесли лед, накололи его в большие чайники и развели жаркий огонь в костре.

В чоттагин то и дело входили гости. Пришел и старик Эльгар. Он присел рядом с Ринтытегином и долго молча смотрел, как тот пишет в блокноте.

– Быстро чертишь на бумаге, – восхищенно сказал Эльгар. – Как заяц на свежем снегу.

– Заяц оставляет бессмысленный след, а тот след, который я оставляю на бумаге, имеет смысл, – ответил Ринтытегин.